Прорыв под Сталинградом

– Герой, – всхлипнул низенький генерал. Тот факт, что с генералом произошло то же, что с сотнями тысяч солдат происходило как нечто само собой разумеющееся, потряс его необычайно. – Герой, – воскликнул он в сердцах, совершенно опьяненный волнением, в то время как денщик, не говоря ни слова, закрывал командиру глаза. – Герой Сталинграда!

И наверное, только мраморноликий покойник, лежавший теперь на спине, знал, что подобное геройство рождено от глубочайшей безысходности разбитого сердца, ни больше ни меньше.

Как-то утром в блиндаже капитана Айхерта появился молодой офицер в шинели и меховой шапке, с перекинутым через плечо автоматом. Он пришел за лейтенантом Бонте. Назвался сыном генерала, командовавшего пехотной дивизией в южной части Сталинграда. Его спросили об отце. Тот пожал плечами, лицо его оставалось непроницаемым.

– Я не знаю… Вчера он простился со мной, – сказал молодой человек. – Наверное, сейчас уже мертв.

– Мертв?

– Да, или застрелился, или принял яд. Мне неизвестно. Половина штаба покончила с собой: полковые командиры, старший врач… Другие хотят прорываться через кольцо. Что в нашем положении еще остается.

– А как же дивизия?

– Она еще сражается, по крайней мере отдельные ее части. Я не знаю. По-видимому, там полный хаос.

Между тем капитан Гедиг тоже уложил вещи.

– Неужто и вы надумали уйти? – испугался Бройер. – Это ведь чистое безумие!

– Я должен, Бройер! Я должен что-то сделать! Не по мне это: сидеть и ждать. Это невыносимо. И еще… У меня там девушка, и она ждет. Кто знает, может, удача нам улыбнется.

– Вся Германия ждет нас. Но так мы ее никогда не увидим!

– Бройер, чему быть, того не миновать! Бывайте здоровы и ни пуха!

Капитана словно подменили. Он жаждал действий, в глазах горел мальчишеский задор. Он кое-что знал. Незадолго до смерти Энгельхард доверил ему один секрет. От генерала Губе поступила радиограмма, содержание которой потихоньку просочилось и стало известно избранным штабистам. Радиограмма гласила: битва за Сталинград проиграна. Группы, которым удастся вырваться из окружения, должны лечь на землю, образовав из тел опознавательные знаки; их будут снабжать довольствием по воздуху. Так вот в чем заключалась помощь Гитлера сталинградской армии! Поверив этим обещаниям, капитан пустился в путь – триста километров по русской зиме.

Когда три офицера подошли к Айхерту попрощаться, тот вдруг вскочил.

– Черт подери! Парни, я с вами! – закричал он. – Авось получится! Ну, а если не получится, тоже не беда – терять-то нам нечего. По крайней мере конец, достойный солдата… Начфин, подкинь-ка нам чуток из твоих банок, недели на две!

– Браво, господин капитан! – закричал Бонте. – Наконец-то вместе! Плечом к плечу… Если дело не выгорит, хоть посмеемся от души!

– Двигайся я порасторопнее, – прокряхтел Шмид, – непременно пошел бы с вами, так точно!

Остальные замерли в оцепенении. Лейтенант Дирк тоже молча наблюдал всю сцену, но глаза его блестели.

– Вы собираетесь уйти? – спросил совершенно сбитый с толку Бройер. – А как же… как же ваши люди?.. Еще вчера вы горой за них стояли… Это безответственно!

– Ответственность! – взревел капитан, хватая шинель. – Вы же сами говорили, что уже ничего не имеет значения!

– Да, к сожалению! И, значит, должны обрести цену другие вещи! Господа вольны делать, что им захочется. Они свободны. Но вы, лично вы не свободны! Вы не можете бросить людей! Не в эту минуту!

– Ах, ерунда! Снова завели старую пластинку! Живее, начфин, давай сюда паек!

Но начфин медлил.

– Я ничего не выдам, господин капитан! – решительно заявил он. – Делайте, что хотите. Но паек – для подразделения!

Айхерт опустил руки. Ничего подобного с ним раньше не бывало.

– Вы действительно хотите покинуть свой пост, как Унольд? – настойчиво спросил Бройер. – Хотите бросить своих людей в беде, как тот горе-генерал, который бросил на поле боя дивизию? Я знаю, никто не приведет вас к ответу! И даже более: если прорыв увенчается успехом, вас будут чествовать как героя! Но вы все равно останетесь дезертиром, настоящим дезертиром! Вы же не пойдете на такое!

Айхерт упал в кресло.

– Вы правы, черт возьми! – произнес он беззвучно. – Вы бесконечно правы. В мире есть вещи поважнее писанных приказов… Проклятье, чему только не научишься в этой чертовой дыре… Бывайте здоровы!

Он на прощанье махнул рукой трем беглецам. Разочарованные и подавленные, те ретировались. В комнате нависла гнетущая тишина. Как будто разбились последние надежды. О том, чтобы застрелиться, больше не говорили. Даже румынский генерал, похоже, отбросил всякую мысль о самоубийстве. А обер-лейтенант Шульц, который время от времени к ним заглядывал, откликнулся на вопрос с большим удивлением: “Пустить пулю? С какой еще стати? Он сдастся в плен, как и все”.