Прощай, Африка !

Теперь он ясно услышал, что шум шел с дальнего берега пруда. Он побежал туда и увидел, что в плотине пробита большая дыра и вода вытекает оттуда, унося всю рыбу. Он взялся за работу и заделал дыру, и, только когда все было в порядке, пошел домой и лег спать.

А когда наутро человек выглянул из своего круглого окошечка -- так рассказ подходил к самой драматической развязке -- что же он увидел? -Аиста!

Я рада, что мне поведали эту историю, и я вспоминаю ее в трудный час. Герой этой сказки был жестоко обманут, множество препятствий оказалось на его пути. Видно, он подумал: "Эк меня швыряет -- то вниз, то вверх! Сплошное невезенье!" Должно быть, он никак не мог взять в толк, ради чего он терпит такие муки, он же не знал, что все это -- ради аиста. Но он прошел все испытания, не забывая о цели, никакие несчастья не могли заставить его повернуть вспять и уйти восвояси; он прошел путь до конца, не теряя веры. И в награду за это судьба ему улыбнулась. Утром он увидел аиста. И тут, наверно, он от всей души расхохотался. В безвыходной ловушке, в темной яме, куда я теперь ввергнута, не таится ли очертание когтя неведомой птицы? И когда мой жизненный путь будет вычерчен до конца, увижу ли я -- или другие люди -- аиста?

Infandum, Regina, jubes renovare dolorerr*. Троя в огне, семь лет изгнания) гибель тридцати славных кораблей. Что из всего этого получится? "Непревзойденное изящество, возвышенное величие и чудесная нежность". Поневоле призадумаешься, когда читаешь вторую часть

*Царица, ты приказываешь рассказать о несказанном горе (лат.).

Символа веры Христианской Церкви -- про Него, распятого за нас, страдавшего и погребенного, сошедшего в ад, а затем взошедшего на небеса и вновь грядущего со славою...

То вниз, то вверх, точь-в-точь как человек в той сказке. Что же из всего этого получится? Вторая часть "Верую" или Credo -- символа веры, которую исповедует половина человечества.

Судьба Исы

В то время у меня был повар по имени Иса, очень умный и очень добрый старик. Однажды, когда я покупала чай и всякие специи в бакалейной лавке Маккиннона в Найроби, ко мне подошла маленькая востроносая женщина и сказала, что ей известно: Иса служит у меня; я подтвердила, что это так. "Но раньше он служил у меня, -- сказала дама, -- и я хочу, чтобы он вернулся". Я сказала, что мне очень жаль, но это невозможно. "Ну, это мы еще посмотрим, -- сказала она. -- Мой муж -- правительственный чиновник. Пожалуйста, скажите Исе, как только придете домой, что он мне нужен, и если он не вернется, его отдадут в носильщики. Насколько я понимаю, -- добавила она, -у вас предостаточно слуг, кроме Исы".

Я не стала говорить Исе об этом разговоре, и только на следующий день, к вечеру, вспомнила о нем, сказала Исе, что встретила его прежнюю хозяйку, и передала наш разговор. К моему удивлению, Иса страшно всполошился, перепугался, словом, пришел в отчаяние.

-- О, почему же вы сразу мне не сказали, мемсаиб! -- сказал он. -- Это дама так и сделает, как она сказала, сегодня же вечером мне придется уйти от вас.

-- Что за глупости, Иса! -- сказала я. -- Не думаю, что они могут так просто забрать тебя.

-- Помоги мне Бог! -- причитал Иса. -- Боюсь, что уже слишком поздно.

-- Но как же я останусь без повара, Иса? -- спросила я.

-- Все равно, -- сказал Иса, -- не быть мне у вас поваром, если меня отдадут в носильщики или я буду лежать мертвый -- там долго не протянуть.

В то время все туземцы смертельно боялись службы в корпусе носильщиков, так что Иса и слушать меня не хотел. Он попросил меня одолжить ему керосиновый фонарь и ушел той же ночью в Найроби, увязав в узелок все свое земное достояние.

Почти год Иса не появлялся у нас на ферме. Раза два я видела его в Найроби, а как-то проехала мимо него по дороге в город. Он постарел, исхудал за этот год, лицо у него осунулось, а крупная голова поседела на макушке. При встрече в городе он не остановился, не заговорил со мной, но когда мы встретились на пустой дороге и я остановила машину, он поставил на землю клетку с курами, которую нес на голове, и сел, чтобы поговорить со мной.

Как и прежде, он был очень приветлив, но я видела, как он переменился. Мне трудно было войти с ним в контакт. Во время нашего разговора он был очень рассеян, словно мысли его блуждали где-то далеко. Судьба жестоко обошлась с ним, он был до смерти напуган, и ему пришлось прибегнуть к каким-то неведомым мне запасам сил, пройти через какие-то испытания, которые очистили его или сделали просветленным. Мне казалось, что я говорю со старым знакомым, который вступил послушником в монастырь.

Он расспрашивал меня, как идут дела на ферме, полагая, по привычке всех туземных слуг, что в его отсутствие другие слуги вели себя по отношению к белым господам скверно, хуже некуда. -- Когда же кончится война? -- спросил он меня.

Я ответила, что, как я слыхала, конец уже близко. -- Ну, если она затянется еще лет на десять, я совсем позабуду, как готовить блюда, которые вы любите.