Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ)

Как и вчера, в День Перуна, небо начало темнеть, закрывая солнце черными пуховыми подушками. Однако, грозой и не пахло. Никакого намека на дождь, даже — моросящий! Никаких зловещих молний! И вдруг это небо враз исчезло, как исчезают бутафорские предметы под черным колпаком фокусника! И кто же это руководит театральным зрелищем? Кто проявляет изобретательность и виртуозность? Кто же положит потом натренированную руку на цилиндр с его содержимым, продляя время кромешной тьмы до бесконечности?

В полной темноте Арбенину показалось, что его голову сдавили каменные тиски. Тогда почему не исчезают мысли? Почему они продолжают бежать, причем, все быстрее и быстрее? Из этого калейдоскопа размышлений сознание не может выбрать самое важное, не может на чем-то одном сконцентрироваться. И только бальмонтовские строки бьют молоточками:

«Я насмерть поражен своим сознаньем,

Я ранен в сердце разумом моим».

И вдруг — как хлопок разорвавшегося воздушного шара, полная тишина...

Мертвая... Гробовая...

Эпилог

О арии! Радуйтесь, пойте и пляшите.

Мы наконец-то достигли Урала,

Новой земли ариев.

Это земля, что обещана нам, Благословенная земля, данная нам Ахурой.

Здесь мы будем жить, расти и благоденствовать.

И дети наши перед злом

Не склонят головы.

Наш род будет расти,

А наша вера – процветать.

Хвалите Ахуру, Великого и Милостивого.

Если бы не Его помощь, нас бы погубили

Свирепые холода и чудища!

Так помните ж вечно Ахуру

И Веру Его Преблагую,

Клянитесь, что она никогда не погибнет,

Научите этому и потомков своих.

Ахура Мазда провёл нас!

О арии! Ликуйте и пляшите!

(Порус Хоми Хавевала, «Сказание арийского народа»[1]).

Ирийских[2] гор достигли не меньше двухсот колесниц. И это — только в первый день! Те, кто ослабли в дороге и немного отстали, пришли сюда через одну и даже через две ночи. Люди взирали с высоты на благолепие окрестностей и не могли нарадоваться. Как давно они не видели пышных крон вековых деревьев, поддерживающих небесный свод! Как давно не дышали ароматом лугов, затянутых в темно-зеленый бархат! Лугов, по которым разбросала рукодельница-природа ярко-красные маки, белоснежные ромашки и солнечные одуванчики!

— Яролика! Идем ко мне! — Арий нежно обнял ее и увлек за собой вниз, на внутренний склон горы. — Здесь нет никого!

— О! Арий! Опять за свое... — последние слова она уже произнесла в его объятьях.

— Смотри, смотри! — он слегка оттолкнул ее, всматриваясь вдаль. — Вон там что-то вроде расщелины... И заросли кустов... Посмотрим?

Арий говорил так зажигательно! И взгляд суженого, нетерпеливый и в то же время — просительный, скользил по ее лицу, обдавая волной желаний, пока не остановился на алых губках, по-девичьи припухших.

— Ну... хорошо... пойдем... — почти прошептала она, пряча от него пронзительно-голубые затуманенные глаза под разбросанными прядями шелковых пшеничных волос.

Склон был пологим и заросшим невысокой травой. И только несколько камешков, словно напоминая о том, что эта местность — все же горная, скатились из-под ног и с легким шумом улетели вниз.

— Осторожно, дорогая! — он бережно поддержал ее и словно невзначай, провел рукой по ее уже округлившемуся животу. — Маленького надо беречь!

Кусты почти загораживали довольно широкий грот. Видно, здесь давно не ступала нога человека — ни протоптанной тропинки, ни помятой травы. Арий осторожно раздвинул тонкие ветки и внимательно разглядел внутреннее убранство. Сухое и довольно просторное помещение, под ногами — мелкие камни, и только пара больших валунов в углу — можно их использовать вместо стола.

— О, так здесь можно жить! Смотри, Яролика!

Она сделала шаг вперед и тут же снова оказалась в его объятьях. Теперь уж, видимо, надолго. Почувствовала приятную сладость на губах и теплую руку на бедре. И разве можно что-то сказать, когда так долго длится поцелуй!

...Когда Яролика поднималась с широкого валуна, который так легко превратили они в супружеское ложе, рука наткнулась на что-то острое. На нечто вроде игольчатого камешка.

— Ой! — испуганно вскрикнула она.

— Тебе больно? — удивился он.

— Да, что-то воткнулось в ладонь.

— Не трогай! Я сам посмотрю.

Он обошел валун, нагнулся и осторожно поднял это самое «нечто»:

— О! Так это — бусы!

— Ну-ка, покажи!

— А что дашь взамен?

Вопрос ее так ошарашил, что она замолчала, задумавшись. Да неужели опять хочет овладеть ею?

— Яролика! Всего лишь поцелуй!