— А я-то, было, тебе уже поверила. А тут, оказывается, дело не в мартини, а всего лишь в тоненькой лимонной корочке, — Стефани отпила глоток из бокала. — Тебе не кажется, Джон, что нам стоит проветриться. Вредно все время торчать в четырех стенах, к тому же мы этим могли заниматься и в Сиднее. Так можно и цингу заработать. Твое здоровье!
Джон подозвал официанта, и они сделали заказ. Вскоре тот исполнил его в точности, не разочаровав посетителей. Сперва он принес свежий салат, потом фазана и предложил сыры на выбор. На десерт — фрукты.
Сгустились сумерки. Стефани и Джон вышли на безмолвную улицу. Ночной ветер освежал точно стакан чистой холодной воды. Черные волны океана плескались о сваи длинных причалов, возле которых покачивались рыбацкие лодки.
Изредка тревожно вскрикивала какая-то разбуженная птица, очевидно чайка. Они медленно шагали по набережной. Из темноты доносились резкие сухие удары: это хлестал такелаж по стальным мачтам яхт.
— Я люблю тебя, Джон, — тихо сказала Стефани, когда они уже подходили к отелю, и долго смотрела на него своими большими глазами.
— И я тебя тоже, — тихо ответил Джон.
Он наклонился, поцеловал ее бережно и осторожно. Она взяла его лицо в ладони и вернула ему поцелуй жадно, со страстью.
Потом, в номере, когда Джон лежал, прижавшись щекой к ее груди, а ее пальцы перебирали его волосы бережно, ласково, он чувствовал себя словно волна, накатившая на берег.
«Вот я и дома, — думал Джон. — Шум и хаос опасного пугающего мира остался позади».
Ночью, в темноте своей большой спальни, они лежали в постели в сладкой полудреме.
— Пожалуйста, пойми меня Джон, нам вовсе не обязательно грешить, — сказала Стефани.
— Не обязательно? — переспросил Джон.
— Да, не обязательно. Я понимаю тебя, Джон, мне и так хорошо. Я всегда буду твоей послушной женщиной. Ты не унывай, сам знаешь, я такая, как тебе хочется. Но иногда я хочу быть другой, и пусть нам обоим будет хорошо. Можешь не отвечать, я болтаю просто так, чтобы убаюкать тебя, потому что ты — мой добрый любимый муж и брат. Я люблю тебя и, когда мы отправимся дальше, стану твоей подружкой. А мы собираемся дальше?
— А разве нет? Ты что, забыл? О чем же мы тогда весь день говорили?
— Конечно, можно поехать еще куда-нибудь, но мне казалось, что мы хотели с тобой уплыть с континента на острова.
— Почему же ты прямо мне не сказала об этом?
— Я не хотела на тебя давить. Я же говорила, что мы поедем туда куда ты захочешь. Я всегда буду с тобой. Но, я думала, тебе самому туда хочется.
— Сейчас не время ехать на острова. Там скоро начнется сезон дождей, а потом трава поднимется чересчур высоко и будет прохладно.
— А мы с тобой, Джон, спрячемся в постели, согреемся и будем слушать, как стучит по железной крыше дождь.
— По железной крыше? — переспросил Джон.
— Ну да, по крыше нашего отеля.
— Так ты хочешь поехать на остров, где есть шикарный отель?
— Знаешь, Джон, это совсем не обязательно. Главное, чтобы на нас сверху не лилась вода. Мне так хочется лежать холодной ночью и слушать капли дождя.
— Но там не просто капли, Стефани, там льет как из ведра.
— Ну и черт с ним, пусть льет. Главное, чтобы нам было тепло и уютно.
— На острова… — повторил Джон.
— Да. Если хочешь, ты можешь там работать, как Гоген.
— Как Гоген? — улыбнулся Джон.
Но Стефани не заметила в темноте его странную мягкую улыбку.
— Ну да, как Гоген. Ведь он же уехал от цивилизации на острова, где писал своих туземцев, а потом прославился.
— Да, перспектива довольно заманчивая, но, я думаю, я еще долго не смогу работать.
— Почему? Почему не сможешь? Разве я тебе мешаю?
— Нет, Стефани, здесь дело не в этом.
— А в чем же тогда дело?
— Я не знаю как тебе объяснить… Но пока я не готов к тому, чтобы снова начать работать.
— По-моему, Джон, ты очень устал после этой выставки.
— Возможно…
— Так мы поедем с тобой? Спрячемся в постель и будем слушать как стучит дождь по крыше…
— Но я же тебе говорил, что ливень…
— Хорошо, пусть будет ливень.
— Стефани, в принципе, мне все равно куда ехать. Но на островах сейчас не очень… Все дороги размыты, никуда не поедешь, сядем на одном месте, как посреди болота… А трава там такая высокая, что ничего не увидишь.
— Так куда же тогда ехать?
— Не знаю. Может быть, в Европу, в Африку, в Испанию, во Францию… Но, честно говоря, мне и туда не очень хочется. Мне нравится здесь.
— Здесь? На этом побережье? Тебе еще не надоело?
— Нет, не надоело.
— Но, послушай, Джон, неужели нигде не найдется теплого уголка, где мы смогли бы плавать как здесь?
— Почему нигде? Можно, например, поехать в Европу, и мы сможем плавать как здесь.
— Какая скука! Тогда подождем с Испанией, я хочу загореть побольше.
— А что ты там говорила насчет загара?
— Я хочу загореть.
— А зачем тебе быть такой темной?
— Не знаю…
— Почему тебе иногда чего-то хочется?
— Сейчас больше всего на свете мне, например, не хватает загара. Конечно, из того, чего у меня еще нет. Разве тебе не хочется, чтобы я стала совсем черной?
— Ну еще как! — прошептал Джон.
— Ты думал, я не смогу так загореть?
— Почему? Можешь загореть.