Прощай, мафия!

Километров через тридцать после кольцевой Старцева начала нервничать. В копеечку ей влетит сегодняшняя экскурсия за город! Впрочем, дело того стоит. Если удастся узнать, куда моталась Инга, она ни минуты не будет сожалеть о потраченных деньгах.

К счастью, вскоре они свернули в элитный коттеджный поселок Солнечный. Родичкин долго петлял по поселку и наконец подъехал к огромному дому с синими стеклами, похожему на застывшую в полете птицу.

— Вот сюда она и ездила, — объявил Родичкин. — После этого я отвез ее в Москву и больше никогда не видел.

— Подождешь, пока я выясню, чей это дом?

Родичкин многозначительно потер большой и указательный пальцы.

Старцева вылезла и машины и огляделась по сторонам. Она еще не придумала, как разузнать, кому принадлежит причудливая домина. Ничего, придумает, репортерское вдохновение что-нибудь да подскажет.

Но звать на помощь вдохновение ей не пришлось. Неожиданно из усадьбы выплыл… следователь Фролов. Тот самый, который на следующий день после убийства Инги вызвал ее в прокуратуру и строго-настрого запретил околачиваться вокруг «Натали» и Дома моды. Само собой, Аня ему клятвенно пообещала. И само собой, даже не пыталась сдержать обещание.

Вот и сейчас, когда он практически застукал ее с поличным, больше всего она переживала, что ее опередили. Пока она каталась с Родичкиным по Москве, следователь тоже что-то пронюхал, а иначе почему она встретила его в доме предполагаемого организатора поджога?

Сматываться было поздно. Да и некуда. И поэтому Старцева с приятной улыбкой подошла к Фролову, планируя поговорить… да хоть бы о погоде.

— Не крутилась бы ты, Старцева, вокруг этого дела, — начал Фролов, и тон его не предвещал ничего хорошего.

— А я и не кручусь, — обиделась Старцева. — Я сюда в гости приехала. У меня тут дядя живет.

— Ага, дядя. Дядя Андреади.

Что?! Она не ослышалась? Этот дом принадлежит Андреади? Позор и проклятье! Она проездила прорву денег только для того, чтобы узнать о романе Инги и Андреади? Ну, Родичкин, погоди!

Она метнулась обратно в машину.

— Почему ты не сказал мне, что Инга ездила к Андреади?

— Я не обязан был тебе что-то говорить. Я был обязан тебя отвезти. И потом… я же сказал тебе, что после этой поездки я ее бросил. Могла бы и сама догадаться!

— И то правда, — признала Старцева.

— Куда теперь?

— Ко мне домой. В Бутово.

— Узнала что-нибудь важное? — спросил ее Родичкин по дороге в Москву.

— Может быть, — уклончиво ответила Аня. Ей не хотелось признавать себя проигравшей.

— Теперь найдешь убийцу Инги?

— Найду. Только тебя это уже не касается.

В Бутово они приехали почти под вечер. За сегодняшнюю экскурсию безжалостный Родичкин заломил такую сумму, на которую Аня могла прожить целую неделю, ни в чем себе не отказывая. Теперь Ирка, которую хочешь не хочешь, а придется поставить в известность, устроит жуткий скандал и целую неделю будет ругать ее безалаберной мотовкой.

Так и вышло.

— Нечего строить из себя богему, когда живешь в Бутове! — распиналась Ирина. — Проездить на такси целую зарплату… Совсем разум потеряла!

Старцева пыталась объяснить, что игра в богему тут ни при чем и что за эту сумму она получила ин-фор-ма-цию… хотя ценной ее, увы, никак не назовешь. Но непреклонная Ирка объявила ей бойкот на целый вечер.

Утром она заговорила первой.

— Смотри, Аня, — хихикнула она, выйдя на балкон покурить. — Это не твой вчерашний грабитель?

Аня выглянула в окно. Во дворе стоял видавший виды «пежо» Родичкина. Старцева почувствовала, как тягучая тревога заползает к ней на сердце. Ему понравилась щедрая клиентка? Или он сменил объект преследования?

Глава 14

Верю — не верю

Кипящий чайник оказался роскошным подарком судьбы. Именно это роковое стечение обстоятельств давало Зотову возможность третий день подряд валяться на диване в маленькой квартирке Софии Полонской. И воплощать в жизнь навязанный ему план по укрощению старой девы.

Собственно говоря, чайником его достижения и ограничивались. Больше никаких радостей или прогрессивных тенденций в его жизни не наблюдалось. Во-первых, довольно чувствительно побаливала обожженная конечность, хотя и не так сильно, как изображал Зотов, стараясь вызвать жалость у Софии. Во-вторых, сама София хотя и позволила ему остаться у нее, на сближение упорно идти не желала.

Ее странный порыв пуститься во все тяжкие закончился так же внезапно, как и начался. Казалось, она утратила всякий интерес к Зотову, как только он по ее милости ошпарил себе ногу. София полностью замкнулась в себе. Трижды в день она приносила ему еду, бегала для него в ларек за сигаретами, по вечерам меняла повязку, не проронив при этом ни единого слова. Все остальное время она просиживала за письменным столом и что-то рисовала на альбомных листах. Творческий процесс протекал у Софии довольно оригинально: закончив рисовать, она некоторое время с видимым удовольствием любовалась на плоды своего труда, после чего безжалостно разрывала лист, бросала себе под ноги и хватала новый. К концу третьего дня София сидела по щиколотку в обрывках бумаги.

Творческие муки, постановил Зотов.