Прощайте паруса (Поморы - 3)

По ночам, когда в летней половине остывала печь и в комнатах становилось холодно, Фекла просыпалась и молча лежала, глядя в темноту горницы. Натянув теплое одеяло до подбородка, она прислушивалась к ночным звукам и шорохам. На стене размеренно стучали маятником большие, без боя часы, купленные недавно Леонидом Ивановичем. У соседей в хлеву тоненько мемекал теленок, видимо будил матку, чтобы присосаться к теплому коровьему вымени. За окнами на столбах гудели телеграфные провода - к перемене погоды. В последние ночи народилась луна, и от нее в горенку через замерзшее оконце тянулись снопы холодного голубого света. Они высвечивали пол со старинными домоткаными половиками. Прежде Фекла ночами спала крепко, а теперь с ней происходило что-то непонятное: хоть глаза сшивай, не спится и все тут. Она лежала спокойно, не ворочаясь, боясь потревожить супруга, который с головой упрятался под одеяло. "Надо бы спать в зимовке. Там теплее, - подумала Фекла. - Но там Вавила..." Одной из причин беспокойства и был, наверное, он, старый ее хозяин. Нельзя сказать, чтобы Вавила пришелся им в тягость, нет. Просто она опасалась, как бы он в одночасье не отдал богу душу, - уж очень стар. К тому же Вавила попростыл, ошкуривая у вольеров тюленят и целую неделю кашлял и жаловался на головные боли. Фекла еле отпоила его чаем с сушеной малиной. Лежа молча, боясь пошелохнуться, она вспоминала прежние годы, когда, бывало, Вавила - молодой, здоровый, сильный - хозяином ходил по селу, ведя торговые и промысловые дела. Жил хоть и не всегда в ладах с приглядной и капризной Меланьей, но вполне благополучно. Вспомнилось, как в тридцатом году ночью он заявился к Фекле, тогда еще совсем юной. Признался ей в любви, обещал взять замуж, разведясь с женой... "Пустое было! Хмель в нем бродил, как дрожжи. Да и беды на него посыпались тогда со всех сторон: начиналась коллективизация. Бог с ним, его время прошло. Хоть бы скончался не теперь, не в зимнюю пору... Да и пусть живет, никому не мешает". Ундяне, узнав о госте в зимовке Феклы, спрашивали ее при встрече: "Кто у тебя там? Что за старик?" Она отвечала: "Знакомый, земляк". Старики помнили Вавилу, но их осталось уже немного. А кто помоложе - откуда им знать о нем? И кому какое дело, кто поселился в ее избе? "А я-то как живу? - спрашивала себя Фекла. - Что дало мне это позднее замужество?" И тут же отвечала: "Конечно, радости особой нету. Годы все-таки. Но и огорчаться причины нет. Леонид Иванович хороший муж, предупредительный, заботливый. Кажется, любит... Но хозяин никудышный. Что-нибудь сделать в доме - он к этому совсем не способен. Починить, покрасить, дров напилить - все надо соседей звать на помощь. Да и некогда ему, целый день в школе. Иногда и вечера прихватывает. Ответственная у него работа". Думка за думкой тянулись в голове в недобрый бессонный час. Наконец под утро Фекла успокаивалась и засыпала. А днем забот полон рот. На ферме дел не переделать. Начались весенние отелы, молодняк надо беречь да холить. А в скотном дворе холодно, очень уж он старый, щелястый. Как ни ремонтировали, как ни утепляли осенью, толку мало. Председатель приходил как-то утром, упрашивал женщин: "Поработайте, бабоньки, еще с годик. Через год непременно новую ферму выстроим по всем правилам". Бессонница бессонницей, а в шесть утра Фекла была уже на ногах. Топила печь, готовила завтрак и обед. Леонид Иванович вставал часом позже, они завтракали и вместе шли она - на ферму, он - в школу, как и положено любящим супругам, рука об руку. Перед тем как уйти, Фекла наведывалась в зимовку к Вавиле. Приносила дров к плите, кормила его завтраком. Вавила жил отшельником, на летнюю половину к хозяевам не поднимался и на улицу не показывался. Однажды только навестили его Дорофей, Офоня-мото-рист да свояк Анисим Родионов. Посидели, поговорили о том о сем. Встреча была холодноватой, чувствовалась какая-то отчужденность. Вавила этот приход земляков назвал визитом вежливости. Однажды, когда Фекла явилась в зимовку, Вавила объявил: - Надо мне, Феклуша, в город. Спасибо за приют, за хлеб-соль. Но нагостился. Домой пора. - Что так, Вавила Дмитрич? - удивилась Фекла. - Гость хозяевам не в тягость, если живет у них недолго. Но не только поэтому. Потянуло меня в свой угол. Прости, но надо лететь. Купи, пожалуйста, билет. Завтра бы и отчалить. - Поживи еще, Вавила Дмитрич. Куда торопишься? Кто тебя в городе ждет? - Нет, нет. Решил я, Феклуша. Билет купи, а до самолета я сам дойду. Тебе не надо меня провожать. Так лучше. Будь ласкова. Хотел здесь встретить смертный час, да передумал... - Ну что ж, - вздохнула Фекла. - Воля ваша. - Городским жителем стал. Скучно мне на селе, - Вавила попробовал улыбнуться, но улыбка получилась вымученной, кисловатой. - Дорофея с Офоней позвать попрощаться? - Не надо. Уеду незаметно. Ни к чему их беспокоить. Фекла выполнила просьбу Вавилы - купила билет на самолет и все же проводила его на аэродром. Случилось так, что тем же рейсом в Архангельск полетел председатель колхоза Климцов, и случайно его место оказалось рядом с местом Вавилы. Поначалу Климцов не обратил внимания на старика, но потом узнал его, вспомнив, как посылал к вольерам. - Ты куда, дед, полетел? - Да в город... - Живешь-то постоянно где? Там? Вавила кивнул утвердительно, напустив на себя неприступный вид. Он даже поднял воротник полушубка, хотя в самолете было тепло, давая понять, что к дальнейшей беседе не склонен. Климцов, видя это, оставил его в покое.