Прощайте, скалистые горы!

Стало холодно, брызги волн накрывали шхуну, текли за плащ-палатки на разведчиков. Чистяков, весь мокрый, всё чаще вытирал лицо рукавом телогрейки. Он стал как одно целое с парусом и шхуной, умело управлял ими. Ломов хотел сменить его, но мичман попросил разрешить ему управлять шхуной до места. Чувствовалось, он дорвался до моря и хотел насладиться им вдоволь.

В полночь стало тише. На небе то тут, то там вспыхивали радужные нити. Переливаясь, как бы играя, они неслись навстречу друг другу и, столкнувшись, расходились кругами, образуя гигантскую люстру северного сияния.

А шхуна неудержимо летела вперёд. Под утро в отблесках северного сияния разведчики ясно увидели выступающий в море полуостров Рыбачий. В борта шхуны била волна, и Чистяков невольно вспомнил слова песни:

А волны и стонут и плачут,

И бьются о борт корабля,Растаял в далеком тумане Рыбачий,

Родимая наша земля…

Чистяков сильнее натянул концы паруса, вытер мокрое лицо и простуженным хриплым голосом запел:

Прощайте, скалистые горы…

Запев подхватил весь отряд. Песня быстрее шхуны влетела в узкий залив, отозвалась эхом. Разведчикам показалось, что вместе с ними запели скалистые сопки Рыбачьего.