Прощаю себе. В 2 тт. Том 2

Если болезни, частенько посещающие эту семью, не заставляют родителей задуматься, то ребенок, впервые отлучившийся из дома на чуть более длительный срок и попавший в чужую среду, может преподнести им неприятный сюрприз. Чем некрасивее поступок им совершается, тем быстрее это долетает до родительских ушей. Известие об уголовном преступлении прилетает с быстротой молнии и потрясает до основания. Если же речь идет о том, что ребенок ведет себя недостойно, курит, хулиганит по пьянке, ведет аморальный образ жизни либо распускает руки, но при этом до суда дело не доходит, родители услышанному не верят. Не верят ни родители, ни те, кто знает эту семью. Они воспринимают известие как злую шутку либо наговор – кому-то было выгодно свалить чужие прегрешения на образцового ребенка, чтобы самому отделаться более легким наказанием.

Родителей, которые отпустили ребенка из дома со спокойной душой, поскольку были уверены в том, что ребенок прекрасно ими подготовлен к самостоятельной жизни, охватывает шок, когда они узнают о том, что произошло. Не так уж мало таких родителей, чей ребенок с первого же раза знакомится с полицией. Они не кривят душой, когда умоляют, чтобы им поверили: их ребенок никогда не курил, не пил, не принимал наркотиков, не был проституткой, не имел преступных наклонностей. Они готовы в доказательство дать голову на отсечение. Своего ребенка они не бросают, ибо живущая в согласии семья никогда не бросает родного человека на произвол судьбы. Они бросаются доказывать, что их ребенок из порядочной семьи и сам он порядочный. Это же всем известно. Всем известно, но никто не знает.

Если бы они разбирались в самих себе, то знали бы и ребенка и не стали бы так говорить.

Ребенок, растущий в семье, где царит чрезмерное согласие, поскольку родители боятся скандалов, не знает, что такое разногласия, ссоры. Он не боится ссор и потому не понимает, почему должен отказывать себе в удовлетворении собственных потребностей. Почему нельзя делать то, что ему хочется, если никому от этого вреда не будет? Почему он обязан делать то, что не нужно ни ему, ни его семье и что делается в угоду общественному мнению? Если он спрашивает, зачем нужно быть паинькой, когда хочется вкусить радостей жизни, на него обрушиваются с укоризной – как тебе не стыдно. Это ведь такой стыд, что даже среди домашних разговоры на эти темы ведутся шепотом. Ребенку не стыдно, но так как хорошему ребенку положено испытывать стыд, он и испытывает. Этого желают родители, и ребенок подчиняется. Благого пожелания или совета нельзя ослушаться. Если же ослушаешься, значит, ты действительно очень скверный ребенок.

Проходит время, и все незначительные пробелы, возникающие при знакомстве с жизнью, суммируются в один большой, который ждет того часа, когда ребенок вырывается из среды, где его держат в суровой узде приличий. Посторонним нет до него дела, они не стыдят его и не бегут жаловаться родителям. Их замечания отскакивают от него, как от стенки горох. Чужих можно и не слушать, и он их не слушает, поскольку чувства притуплены. Поэтому даже самые смирные овечки под воздействием алкоголя и прочей отравы не способны сдерживать бушующих внутри себя страстей и становятся неуправляемыми. Молодой человек, попадающий в круговерть жизни и совершающий безобразные поступки, беззащитен перед собственными стрессами. Задним числом он, возможно, будет сгорать со стыда, но так и не сумеет объяснить, отчего так произошло. Он ничего не понимает и потому не способен испытывать раскаяние.

Дети, которым доводилось испытывать жгучий стыд за безобразные сцены между родителями, умеют настолько подавлять свои эмоции, что не теряют интеллигентного облика даже под воздействием алкоголя. Им также хочется повеселиться в хорошей компании, однако незаметно для окружающих они очень точно дозируют потребление спиртного, чтобы веселье не перехлестнуло через край. Они желают ощущать себя хорошо и на следующий после вечеринки день и слышать в свой адрес похвалу, когда их сравнивают с кем-то из подгулявших приятелей. С внешней стороны никаких ограничений, никаких приказов либо запретов ни себе, ни другим. В действительности же абсолютное ощущение границ дозволенного и внутренний приказ всегда быть уравновешенным.

Если такое здоровое отношение приветствуется, дети вырастают интеллигентными людьми, достойными своих интеллигентных родителей. Либо даже превосходят их. Например, в том смысле, что родители сражаются со своими болезнями, тогда как ребенку удается избежать хворей. К сожалению, наступает пора, когда форма приходит в противоречие с разросшимся содержанием.

В этом случае истина выявляется в третьем поколении. Чем спокойнее были два предшествующих поколения, тем вероятнее, что первый же внук окажется полным нигилистом. Он протестует против всех и вся. Говорит одними отрицательными предложениями. Отвергает даже то, чего сильно желает. А если желаемого не получает, его возмущению нет предела. Если понаблюдать за ним спокойно со стороны, стараясь понять природу его протеста, обнаруживается, что ребенок не умеет разговаривать в утвердительной форме. Если бы бабушки с дедушками, а также родители научились говорить в том же духе, в доме наступил бы порядок. Поскольку одно сплошное отрицание действует всем на нервы, никто не удосуживается разобраться в сути дела, и ребенок превращается в исчадие ада, сводящее на нет все, что было достигнуто двумя предшествующими поколениями. Хорошие родители на пару с прародителями выходят из себя. Если вышедший из себя человек признался бы в том, что все вырвавшееся наружу сидело у него внутри, являлось его собственным, то он возблагодарил бы Бога и ребенка, который вывел его из себя. Обычно этого не признают, и виноватым оказывается ребенок.