Прощание из ниоткуда. Книга 1: Памятное вино греха

— Знаю, знаю, но все-таки!

— Если ты имеешь в виду именно это…

— Нет, нет, что ты! Ты меня не так понял, здесь ходят всякие слухи. Бог знает, что говорят о тебе.

Влад уже справился с собой и мог говорить сравнительно спокойно:

— Как ребята? Как Лешка? Тетка как?

— Лешка хулиганит, связался здесь с одним аргентинским дружком и от них уже плачет весь квартал… Ира ходит в школу, начинает говорить…

— Тетка, тетка, говорю, как?

Пауза затянулась и оборвалась почти на истерике:

— Я не знаю, что мне с ней делать!.. Она нас ненавидит, она считает, что мы ее завезли… Но ты же знаешь, что она сама! Напиши ей, может, она хоть тебя послушает.

— Да, да, обязательно, но ты скажи ей от меня…

— Я скажу, но ты напиши.

— Да, да.

— Береги себя.

— Да, да…

— Мы тебя любим и помним.

— Да, да…

— Я буду звонить тебе.

— Я буду ждать.

— Целую. Береги, береги себя!

— Да, да… Жду твоего звонка…

Щелчок — и расстояние в тысячи километров, мертвая зона людского отчуждения снова разъяла их, поглотив в своей тьме все сказанное и все пережитое ими за эти долгие три минуты.

Это был голос как бы из потустороннего ничто. Ему почти немыслимо было представить себе сейчас, что, положив трубку, сестра двигается, говорит, что-то делает и вообще существует в реальных жизненных обстоятельствах. Чтобы принять вещи такими, какие они есть на самом деле, Владу придется еще долго привыкать к тому, что предложенная ему судьбой данность уже необратима. В конце концов, он привыкнет, но не смирится.

Не дай, Господь, сгинуть им на Святой земле!

3

Красноярск лета пятидесятого года: наполовину деревянный город с оживленной пристанью над величавой водой, лесокомбинатом на правом берегу и кедровыми сопками вверх по течению. В пыльных улочках наклоном к берегу, за глухими заборами притаились рубленые пятистенники, затененные буйной акацией. Но внешняя захолуст-ность его была кажущейся: мятежный дух дальних странствий, легкой добычи и шальных денег витал над ним, дразня воображение приезжих неофитов. Чуть не на каждом телеграфном столбе висело, обычно от руки нацарапанное, объявление с приглашением присоединиться к очередной экспедиции на Крайний Север, не говоря уже о суливших золотые горы красочных плакатах оргнабора. Все дороги перед тобой — выбирай, как говорится, любую!

Влад приехал в Красноярск после кратковременной вербовки на Тульский «Газстрой», откуда, получив в первую же выплату ноль целых, шиш десятых, сбежал и подался в поисках счастья в сторону тайги и неизвестности. До места он добрался, что называется, совсем налегке, спустив по дороге даже брючный ремень. Теперь, кроме классовых цепей, его действительно ничто не обременяло и ему нечего было терять.

У него было мало шансов оформиться хоть в какую-нибудь завалящую экспедицию: тридцать восьмая[20] в его паспорте отпугивала всякого сколько-нибудь солидного кадровика, поэтому он больше присматривался к призывам оргнабора, чем к скромным листочкам на телеграфных столбах. Но вербовка заманивала только лесоповалом и стройками коммунизма, а цену золотым горам, какие она сулила, Влад уже знал.

Но, неприкаянно бродя по городу, он — где, что называется, наша не пропадала! — все же решился: завернул на одно из рукописных объявлений, в прохладный подвал купеческого лабаза на тихой улочке под самым Енисеем.

За канцелярским столом, упершись острым подбородком в сложенные перед собой ладони, сидел лохматый парень лет тридцати и скучающе изучал пространство. Появление Влада немного оживило его, он поднял на гостя синие, с ленивым дымком глаза, спросил в упор:

— Ну?

— Насчет объявления, — растерялся Влад, — в экспедицию разнорабочие требуются.

Парень все так же лениво выбросил ладонь вперед:

— Документы?

Паспорт свой Влад подавал уже безо всякой надежды. И действительно, слегка полистав серую книжицу, кадровик безо всякого выражения обронил:

— Не пойдет. — Но возвращая паспорт Владу, вдруг весело осклабился и подмигнул ему дымчатым глазом: — За что гудел-то?

Немногословный и откровенный рассказ Влада заметно понравился парню, он окончательно оживился, даже откинулся на спинку стула, с интересом разглядывая гостя, но, в конце концов, все же развел руками:

— Рад бы в рай, да, сам понимаешь, начальство мне оформление твое не санкционирует, хотя мужик ты, я вижу, стоющий. Топай дальше, может, где повезет.

Первый отказ изрядно обескуражил Влада. Склонность к панике была его опасной слабостью, поэтому, выходя, он видел свое будущее в самых траурных тонах. «Везет мне, — оказавшись за калиткой, озадачился он, — прямо, как Чарли Чаплину!»

Но Влад не прошел и десяти шагов вверх по улице, как недавний голос с веселым вызовом окликнул его:

— Топай-ка обратно, герой! Слышишь?

Лохматый стоял у калитки, широко расставив длинные ноги, и синеглазое, в светлой щетинке лицо его сияло упрямым весельем:

— Хай воны чубы на себе рвуть, возьму я тебя, что-то в тебе есть, вороненок!

Тут же, у калитки, и произошло оформление: парень просто отобрал у него паспорт, буднично, не отходя, как говорится, от кассы отсчитал ему пятьсот рублей наличными, и сказал: