Прощание с колхозом

Крайсуд разобрался и постановил: «избранная судом мера социальной защиты по своей мягкости не соответствует содеянному… За мягкостью – отменить».

Новый суд приговорил Брехову к 10 годам лишения свободы.

Больше кассаций Брехова не подавала. Сведений о ее семи несовершеннолетних детях, оставшихся без отца и матери, нет.

Снова о детях. 11 мая 1933 года.

Пахомова Ольга Степановна, 26 лет, беднячка, неграмотная, трое детей: двух лет, трех и четырех лет.

«Обвиняется в краже 18 кг разных продуктов, пшеница 5 кг».

Из обвинительного заключения:

«Вследствием установлен, что периют уборочное компание вколькозе красном протизане шла упорная горячие уборка урожая 1932 год… занималась хищением… разных культур».

Приговор: лишение свободы на 10 лет, и тут же «добрые» судьи добавляют: «принимая во внимание, что Пахомова беднячка и З-ое малолетних детей просит крайсуд смягчить меру до 2-х лет».

Просить-то попросили, но «дело» не отправили. Пахомову же увезли в лагерь, ст. Урульга, Забайкальской ж. д., п/я 1.

И лишь в октябре 1934 года крайсуд запрашивает: «Где осужденная? Ходатайство о смягчении до 2-х лет утверждено». А где она? И где ее трое детей: двух, трех и четырех лет? В деле об этом – молчок.

О судьбах несчастных детей, чьи родители раскулачены, сосланы, словом, погублены, много ли известно?

«На призидиум райисполкома от Пантелеевой Клавдии Степановны, проживающей трудовой поселок х. Венчаковский Добринский р-н

Заявление.

Настоящим прошу призидиум РИК разобрать мое заявление. Я Пантелеева К. С., девочка еще юных лет, мне 12 лет, и еще две сестры 10 и 8 лет остались мы кругом сироты. Отец наш, житель х. Петровского, сослан на трудовой поселок, умер в июне месяце 1935 года.

Мать у нас умерла в начале 1935 года. У нас в х. Петровском есть дом изъят с/советом. Мы в данное время совсем погибаем, продуктов не имеем, дают нам в день 400 г на одну душу на троих 1 литра сипарированого молока… Мы совсем раздеты-разуты, в школу не стала ходить, не в чем… Просьба отправить в детдом или возвернуть изъятое у нас имущество, мы малолетние, просим учесть наш возраст. Мы лишены человеческой жизни, о которой партия и правительство имеет много заботы… Нас съедает вошь, и мы бродим по своим знакомым, где кой-как питаемся.

Мы хочим жить, учиться питаться, чтоб быть такими же строителями социализма. Мы не виноваты, что наши родители замешаны в прошлом.

Подпись: Понтелеева.

6 ноября 1936 год».

Из рецептов голодных лет.

Корни «чакана» – рогоза. Их выкапывают, промывают, сушат. Расщепляют и трут руками. Из них сыплется «мука», которую просеивают. Пекут лепешки.

Куколь. Семена сорной травы «чернухи». Они обмолачиваются вместе с пшеницей ли, ячменем. Потом отсортировываются. «Хлеб сдавали государству, – вспоминают старые люди. – Куколь выдавали на трудодни». Куколь толкли в ступе, пекли из него лепешки.

А если это любовь?

Так назывался фильм, теперь уже давнишний. «А если это любовь? – думалось мне, когда закрыл я дело Донсковой. – Если любовь неразделенная и потому – месть…» Чем еще объяснить, когда 18-летний парень пишет донос на свою сверстницу, с которой вместе вырос в хуторе Полунине Дубовского района?

«От секретаря комсомольской ячейки ВЛКСМ К… ва П. Н.

Заявление.

…Прошу произвести обыск у Донсковой Грифине Вас, так как я за ней замечал, что она каждый вечер таскает кукурузу с колхозного поля…»

Акт.

«Согласно заявлению произведен обыск похищенного хлеба из колхозного массива у гражданки Донсковой Агрифены Васильевны… Кукуруза была в качанах.

…Набрато 5 мешков».