Прощание с Литинститутом

Это было для меня неожиданно, потому что, как мне казалось, лучше должности для себя, чем быть провинциальным участковым, ему нигде не найти, и эта служба как раз для него. Он словно рождён для неё и катается в ней как сыр в масле. А выходило, что не всё так просто, если он порывает с полицией и теперь уезжает в Израиль. То есть в полную для него неизвестность. Притом для него не секрет, что здесь его вряд ли возьмут на полицейскую службу, но если даже и возьмут, то такой халявы, как раньше, наверняка уже не будет. Всё это выглядело немного странно, но отговаривать его я не стал, тем более, решение он принял окончательное, да и мне это отчасти нравилось: хоть одна близкая душа будет теперь рядом.

В аэропорт Бен-Гурион я поехал встречать Толика в одиночку. С трапа он спустился с одним рюкзаком, и в багаже у него оказался лишь небольшой чемодан. На фоне других репатриантов с тюками, узлами и многочисленными баулами он казался белой вороной. Да он ею, по сути дела, и был.

Ни в каких танцах с флажками и хоровых песнях, что устраивают прямо в зале прибытия для новых репатриантов, участвовать он не захотел, лишь протиснулся между веселящимися людьми, обнялся со мной, неловко чмокнул в щёку и попросил поскорее увозить его отсюда.

– Устал, понимаешь ли, в дороге, – сказал он, – хочу отдохнуть и… будем продолжать жить!

Сперва мы поехали ко мне, и пару дней он прожил у меня. Ни на какие ознакомительные экскурсии, как все новоприбывшие, ехать не захотел, лишь попросил на полученные в аэропорту деньги помочь купить ноутбук и немного подучить пользоваться Интернетом.

– Не хочу сидеть у тебя на шее, – не раз повторил он за эти два дня, – а Интернет поможет мне найти какую-нибудь работу, ну, и вообще… Короче, не хочу ни от кого зависеть.

Стремление, конечно, похвальное, но, чтобы Толик, этот отвязный и шебутной мент, которого я знал именно в таком качестве, начал серьёзно интересоваться компьютером и работой, не связанной с полицией, было для меня полным шоком. Насколько знаю, он и протоколы, которые обязан был писать на своей прежней службе, всегда делал с великим скрипом, а уж ошибок и несуразностей в его писанине было выше крыши.

Компьютер и учебник по компьютерной грамотности мы купили уже на третий день, а потом Толик неожиданно заявил:

– Помоги найти отдельную небольшую квартирку, чтобы я не мешал тебе. Перееду и не буду морочить голову.

Когда я объяснил, что денег, полученных в аэропорту, плюс квартирных, что он будет получать ежемесячно, ни на что приличное не хватит, то он загрустил. Но грустил недолго.

– Мне бы всё-таки работёнку какую-нибудь подыскать. Я не белоручка – могу и физически поработать.

– В полицию тебя не возьмут, – напомнил я, – ты сперва иврит подучи, а уж потом думай о работе.

– Не нужна мне больше полиция – сыт я ею по горло! – махнул он рукой. – Иврит… не знаю, выучу ли, но не уверен, что он мне понадобится. Без него попробую выкручиваться!

При его последних словах я встал в стойку:

– Как же так?! Собираешься жить в Израиле – и надеешься, что иврит тебе не понадобится?! Не бывает такого… Ты хорошо подумал?

– Я даже ещё не решил, оставаться ли мне здесь или нет…

Этот разговор оставил неприятный осадок, ведь мне очень не нравятся люди, которые стремятся из всего извлечь выгоду и взамен ничего не отдать. Откровенно признаюсь, люди, использующие Израиль как перевалочную базу для последующего отбытия в Америку или Европу, мне крайне неприятны. Не то чтобы я был упёртым патриотом, каковых никто и нигде не любит, просто для меня такая ситуация была чужда и неприемлема. Всё должно быть в меру.

Больше разговоров на эту тему мы не заводили, зато я придумал для Толика интересный, хоть и не очень простой при его безденежье выход. Некоторое время назад я работал в охране школы и детского сада в одном из поселений на Хевронском нагорье, которое считается полузакрытой территорией. Всех подряд туда не пускают даже на экскурсии. Тем более, тем, кто привык к комфортным городским условиям, там и не особо нравилось, хотя всё необходимое для нормальной жизни там есть. Единственное и главное, что не подходило городским жителям, это то, что поселение – всё-таки территория охраняемая, так как вокруг далеко не мирные арабские деревни, поэтому по периметру оно обнесено решёткой с камерами слежения, а на всех въездах расположены КПП, на которых солдатики проверяют документа въезжающих. По дорогам постоянно разъезжают джипы пограничной полиции. Короче, почти Дикий Запад со своими собственными ковбоями и индейцами. Ну, и, конечно, постоянным риском встретиться лицом к лицу с террористами из окружающих деревень.

Ко всему, проблема состояла ещё в том, что поселиться здесь мог не каждый, а только тот, кому дадут разрешение в местном совете. Что же касается работы, то её здесь особо нет, хотя в поселении и работает маленький деревообрабатывающий заводик, а на молочной ферме производят козий сыр и йогурты.