Прощание с Литинститутом

«…И не спит страж Израиля»

…чересчур усиленное познание самого себя лишает человека способности действовать. Если бы не это, Тамлет сразу в первом же акте трагедии проткнул бы шпагой своего дядю и преспокойно унаследовал бы королевский престол.

Генрик Сенкевич «Без догмата»

Часть 1

1. МИШКА-МАШКАНТА

Сегодня пост 9 Ава – день, когда традиционно евреи грустят и не объедаются на каждой подходящей лужайке излюбленным израильским блюдом – жареным на огне мясом, не пьют пиво и прочие энергетические напитки, не следят по телевизору за баскетболом и бесконечными перебранками народных избранников в Кнессете, ещё более виртуозных и хамоватых, нежели чернокожие заокеанские баскетболисты. Правда, многие израильтяне все эти ограничения нарушают с первого до последнего пункта, но делают это тайком, а на людях – упаси Б-г. Хотя опасаться на самом деле нет причин, потому что никто никого за подобные нарушения не упрекает. Небось, живём в почти европейском цивилизованном государстве – не в каком-нибудь злобном арабском халифате, где вероотступников бьют по пяткам палками. Хотя порой возникают вполне законные сомнения…

В этот печальный день с евреями на протяжении последних тысячелетий обязательно случались какие-нибудь неприятности. То разрушат национальную святыню Храм – сначала Первый, потом Второй (кто знает, что будет с Третьим, когда его таки построят?!), то из какой-нибудь очередной антисемитской страны наших собратьев начнут поголовно выставлять, то ещё какая-нибудь бяка приключится. Честное слово, и года не проходит, чтобы всё спокойно было. На то и статистика имеется, только не хочется лишний раз её приводить, чтобы настроение не портить.

Даже сегодня неприятности происходят, далеко ходить не надо. Взять, например, моего коллегу по работе Мишку, который этой ночью охранял летний лагерь с туристами-американцами, расположенный среди необъятных бугров и впадин великой пустыни Негев. Так вот, всю ночь почти до самого рассвета он доблестно бдел, расхаживая вдоль лагерного забора с карабином наперевес, а под утро усталость сморила его, и он прикорнул на стуле, укрывшись за собственной машиной. Спать он собирался до первых рассветных лучей, а это совсем крохи. И надо же было такому случиться, что в это самое время подпёрло начальнику лагеря Ниру выскочить из своего домика по нужде, а заодно выглянуть за ворота, чтобы оценить Мишкино служебное рвение. Тут-то он беднягу и подловил, но будить не стал, а злорадно сфотографировал на мобилу и отправил снимок в нашу контору. Мол, полюбуйтесь, каких вы охранников посылаете туда, где требуется повышенная бдительность, ведь в отличие от ваших ленивых сторожей подлые арабские террористы из близлежащих деревень не дремлют, а только и ломают голову, как бы учинить очередную подлость евреям. Так ведь хрен с ними, с евреями – им не привыкать! – в лагере у нас сегодня американцы! Устроить им подлянку, а то и утащить в своё дремучее логово какого-нибудь зазевавшегося янки – да такое злодеяние для любого мало-мальски подкованного террориста слаще пения муэдзина с самого высокого минарета!

Короче, Мишке сразу перезвонили из конторы и велели по окончании работы, никуда не сворачивая, явиться на разбор полётов. Выгонять его, надеюсь, не станут, потому что работает он давно, крупных проколов за ним не числится, да и найти на его место другого человечка довольно непросто. И даже не потому, что нет желающих сунуть голову в хомут, просто не у каждого есть собственная машина, на которой он готов по первому требованию днём и ночью, в жару и холод лететь в самую дальнюю тьмутаракань охранять какой-нибудь объект, к тому же без особой уверенности, что спустя восемь обозначенных законодательством часов пришлют другого охранника на подмену. Телефон же в конторе будет традиционно всё время занят.

Утром, когда я приехал сменить на посту Мишку, вид у него был крайне удручённый, совсем как у человека, мужественно начавшего поститься и уже пережившего отсутствие завтрака. Он мрачно сидел на стуле у ворот в тени единственной на всю округу дохлой акации и безразлично грыз конец своего длинного хохлацкого уса.

– Теперь мне этот день не оплатят! – печально завершил он рассказ о своём грехопадении. – Ну, и хрен с ним! Зато хоть пару часов покемарил…

После того, как я подбодрил его рассказами о том, что не только ему одному достаётся в этот злополучный день, а неприятность, случившаяся с ним, наглядно подтверждает его неразрывную связь с еврейским народом, Мишка несколько отошёл от хандры и стал собираться домой. Злобно закинув карабин в багажник машины, он завёл мотор.