Прощание с миром

На другой же день я спросил у няньки — она стояла на крыльце и, как видно, очень мерзла,— спросил, что происходит, за что его держат на улице? Оказывается, так и надо, нужно, чтобы он так вот ходил... Дома он часто болеет. И вот его отправили из Москвы сюда, в эту деревню.

Каждый день я теперь сталкивался с ним на нашей тропе.

В самую лютую стужу, когда мы сидели по домам, не смея даже высунуться за дверь, он по протоптанной, узкой, утонувшей в снегу тропинке, большелобый, толстенький, подвязанный красным кушачком, закутанный в стеганую поддевку, расхаживал преспокойно со своей лопаточкой.

Кажется, на морозе положено было его держать часов десять.

Он так привык быть на холоде, что дома, в комнате, он жить уже не мог. Как только с ним приходили в дом и он оказывался в тепле — он начинал плакать. Оттаивал и начинал плакать.

Так что па морозе надо было держать его круглые сутки.

Один раз я выезжал в Москву рано и встал еще до света — и думал, что его ещё нет, но, когда я вышел на крыльцо, его уже выводили.

Так он всю зиму и прожил на улице... Забрать домой его было почти невозможно.

Он уже красный был весь. Весь, как стручок перца, красный...

Всегда ходил по одной и той же тропинке и всегда держал в руках эту свою лопаточку. Обморозившаяся нянька все чаще убегала греться.

Посмеиваясь, мы говорили, что по утрам, когда встает, еще,

чего доброго, его усаживают в ведро со льдом.

Пришла весна, и нашего парня от нас увезли, и скоро мы даже забыли о нем. Но как же мы были удивлены, когда на другой год вместо этого толстощекого здоровяка привезли другого ребенка — бледную, хилую девочку.

Она шла по той же тропинке в сопровождении той же няни.

СМЕШНАЯ БЕЛКА

Все вокруг завалил снег. И на деревьях, и на крышах — всюду его было много, всюду было бело... А тут еще ночью свежего подсыпало.

Явозвращался из Москвы. Мы шли вдвоем, заново проминая тропинку. День был свежий, тихий, морозный. Солнышко хоть и светило, но было слабое и тусклое. Всегда в эти минуты не знаешь, то ли оно есть, то ли его нет. И тишина была неслыханной, огромной, какой она вот единственно в такой мороз и бывает.

Мне показалось, что с одной сосны вроде бы сыплется... Что там ни говори, но странно при такой тишине... Двести сосен вокруг, и нигде ничего не сыплется, а с этой вдруг сыплется. Мы поглядели, поглядели, но так ничего и не увидели.

Немного прошли еще и свернули к дому. Спутник мой, смотрю,— он шел впереди — что-то мне показывает... У калитки, сразу за воротами, прямо в снегу, белка красная. Хвост черный, а сама рыжая, маленькая...

В ту же секунду она, как только увидела, что мы на нее смотрим, на дереве оказалась. Подскочила... Но не высоко так. Цепляется за кору коготками и оглядывается на нас.

Мы подбежали к ней, проваливаясь в снег, в канаву. Она еще повыше поднялась. Ненамного. Непуганые белки!.. Охватила сосну лапками и висит. Вниз на нас смотрит. Потом

уж, когда палкой стучать стали, она взлетела вверх.

Мы ее начали гонять, а она знай прыгает по соснам, с одной ветки на другую... Тишина вокруг, безмолвие, ни один сучок не шевельнется, и одна толька эта, среди белого снега и зеленого леса, кувыркающаяся в засыпанных снегом ветвях белка... И что странно — все вблизи двора держится... Кружит... Дошла до угла забора и обратно во двор.

Тут мальчишки как раз шли по дороге, из школы возвращались. Мы их позвали.

— Ребята, хотите белку поглядеть?..

Им, конечно, интересно! А они — отмахнулись: подумаешь, мол, что мы не видели... Она тут живет, на башне... Их там много.

Да, во дворе у нас водонапорная башня, кирпичная. Прямо в соснах, в самой густоте, в зелени краснеет; даже чуть выше этих сосен. Мы когда подошли ближе и взглянули вверх — там, на стене башни, под крышей, под карнизом, этих рыжих белок как муравьев...

Мы вернулись на тропу, те равнодушные мальчишки ушли, и белки нашей тоже не было... Она, видно, скрыто добралась до своего гнезда, под крышу башни.

И тут только мы вспомнили и удивились, что белка такая неправильная. Красная. Теперь мы даже удивились тому, что мы не сразу обратили внимание на это.

В самом деле, почему же не серебристая, не серенькая, почему она не вылиняла?.. Ведь пора бы! Давно уже середина зимы. Выходит, что даже на зиму белки, живущие в этой кирпичной красной башне,— в отличие от тех, что живут в лесах,— остаются красными...

ПРОКЛЕСТА

Зима выдалась холодная, а два или три дня даже держался большой мороз. Но и в такие дни я ходил на лыжах. Ядаже зашел дальше, чем всегда, и, возвращаясь, к тому же заблудился. Попал в самую глушь леса.

А мороз и вправду был сильный. Рот пришлось зажимать рукавицей. Хорошо еще, что колея была старая, натоптанная... Через недолгое время я выбрался на прежнюю дорогу, на свою прежнюю, знакомую колею. Снег скрипел, лыжи хорошо скользили. Яшел и шел под навесом длинных низких веток. И вдруг я увидел, как впереди что-то тихо перелетело с одной ели на другую. Ятотчас придержал лыжи и вгляделся: внизу, на темной коре, у самого комля, сидела какая-то серая птица. Как дятел, держалась за дерево. Стоймя.