Прощание с плейбоем

– Угадали.

– Неужели ты собираешься сейчас еще с готовкой возиться? – спросила она, глядя на него с жалостью.

– Это все не так трудоемко, как вам представляется – я сейчас поставлю в духовку курицу.

– Так она мерзлая!

– Я оставил ее размораживаться прежде, чем мы покинули дом.

Мирослава посмотрела на него с уважением, но тут же снова вздохнула:

– Шура затребует сладкого.

– Со вчерашнего дня у нас остался практически целый кекс, плюс к этому нераспечатанная коробка пирожных и мороженое в камере.

– Запасливый ты мой, – пробормотала Волгина себе под нос.

Слух Миндаугаса уловил слово «мой», и он довольно улыбнулся. Через пятнадцать минут посвежевшая после душа Мирослава помогала Морису, несмотря на все его протесты, резать овощи на салат. К приезду Наполеонова все было готово.

Шура первым делом набросился на курицу, салат он нехотя поковырял вилкой и, видя, что Мирослава не сводит с него строгого взгляда, все-таки съел его.

Наполеонов никак не мог взять в толк, с какой это стати и его мать, и его друзья, точно сговорившись, твердили в один голос, что овощи полезны для его здоровья. Лично он был уверен, что ему полезно мясо и пирожные. «Но против общественности, как говорится, не попрешь», – вздыхал про себя Наполеонов и отправлял в рот малую толику овощей.

Вот и на этот раз, глотая ненавистный салат, он с вожделением думал о встрече его рта с пирожными. И наконец долгожданный миг наступил. Приятной неожиданностью был поданный на стол лимонный кекс. Отдав должное ужину, Наполеонов изъявил желание спеть.

– А поговорить ты не хочешь? – спросила его Мирослава.

– Потом поговорим, – отмахнулся он.

Морис принес гитару и положил ее перед Шурой.

Наполеонов взял с превеликой нежностью в руки инструмент, пробежал легко пальцами по струнам и запел:

Отчего ты мной играешь?

Хочешь сердце мне разбить?

Я люблю тебя, ты знаешь.

Без тебя не в силах жить.

Ну а ты легко меняешь

Правила игры своей

И меня не замечаешь

Почему? Скажи скорей!

Светит месяц в темном небе,

Ветер спит в траве густой.

И колючей розы стебель

Ты мне даришь, – «дорогой,

Чуешь, как благоухает?

Это мой тебе ответ.

По нему ты разгадаешь,

Да скажу я или нет».

Закончив петь, он обратился к Морису.

– Вот все они таковы!

– Кто? – не понял Морис.

– Женщины! – Наполеонов выразительно постучал по лбу.

– Я не согласен с тобой, – тихо отозвался Морис.

– Это еще почему? – удивился Шура.

– Потому что все женщины разные. Впрочем, как и мужчины.

– Ну ты даешь, викинг.

Морис поморщился. Весь его вид выражал: «Сколько раз тебе говорить, что я не викинг, а литовец», но вслух он ничего не сказал. Наполеонов и так его отлично понял и примирительно шлепнул по плечу.

– Послушайте, – сказала Мирослава, – с женщинами, как и с мужчинами, вы разберетесь позже. А пока, Наполеонов, я хочу задать тебе вопрос.

– Задавай, – разрешил Шура.

– Полиция изымала из квартиры Солодовниковых фотографии?

– Какие еще фотографии? – удивился Наполеонов.

– Например, Александры Калитиной.

– Кто такая? Почему не знаю?

– Это тебя надо спросить, почему ты не знаешь! – рассердилась Мирослава.

– Погоди когти выпускать, – остановил ее Шура, – объясни.

– Александра Калитина двоюродная сестра Артема Солодовникова!

– Ну и что? – начал он и тут же опомнился. – Погоди, погоди, вроде у Солодовникова никаких родственников, кроме матери, не было?!

– Была! Двоюродная сестра! Но вы ее не нашли!

– Погоди, погоди, но если даже у него есть двоюродная сестра, то она может жить у черта на куличках и не знаться с Солодовниковыми сто лет.

– Все может быть! Но только мать Артема Солодовникова взяла опеку над девочкой, когда она в раннем детстве осталась без родителей, и воспитывала ее вместе со своим сыном.

– Куда же она тогда подевалась? – растерянно спросил Наполеонов.

– Окончила школу и фьють! – Мирослава взмахнула рукой, изображая полет птицы.

– Погоди, погоди, я что-то не понял, что значит фьють?

– А то и значит, что Александра Калитина, окончив школу, по неизвестной причине уехала учиться в другой город.

– Может быть, у нас такого вуза нет?

– Все у нас есть! Просто она решила уехать и больше здесь не появляться.

– Но почему?

– Неизвестно, – пожала плечами Мирослава.

– По-моему, ты что-то темнишь! – Наполеонов погрозил ей пальцем.

– Почему же темню? Я общалась с женой Солодовникова, с его другом, с подругами Александры Калитиной, но никто ничего не знает.

– Действительно странно, – пробормотал Наполеонов.

– Она не была ни на похоронах брата, ни на похоронах тетки.

– Не была, – подтвердил следователь.

– Плюс к этому пропали все ее фотографии.

– Как это пропали?!

– Можно сказать, что испарились.

– И варианты?

– Был вариант, что их изъяла полиция. Теперь осталось два.

– Какие?

– Либо их уничтожили тетка и брат, либо забрала сама Калитина.

– И нам не видать их как своего носа.

– Полиция может запросить в школе фотографию всего класса после выпускного, и кто-нибудь из учителей укажет, где же там Калитина.

– Идея! – подскочил Наполеонов.

«Вот и пусть полиция хоть немного поработает», – подумала Мирослава. Сама же она решительно настроилась на ожидание приезда Люси Гвоздиковой.

И вот наконец этот день настал.