Прощание славянки

Точно также я очень сомневаюсь в том, что рабочие Манчестера в свободное от работы время рассуждали, сидя в пабе за кружкой пива, о творчестве Тернера и его влиянии на французских импрессионистов.

По той же причине довольно сложно представить шахтеров Боринажа, спорящих об искусстве воспевавшего их в свое время Винсента Ван Гога.

Так что ни о какой потери всеобщего поклонения культуре не могло быть и речи.

Да, культура пошла на упадок, но отнюдь не из-за войны, а из-за общей деградации человечества.

Если вы думаете, что это не так, то назовите художников, равных по таланту Леонардо да Винчи, Рафаэлю, Толстому, Достоевскому, Баху, Моцарту и Бетховену?

В одной из передач «Культурная революция» Карен Шахназаров совершенно справедливо сказал, что и сейчас могут быть талантливые композиторы и писатели, но после Баха и Моцарта и Толстого и Достоевского никто и никогда не сделает ничего нового и лучшего.

И в этом не вина, а беда человечества, поскольку давно уже известно, как технический прогресс убивает духовную жизнь.

Вспомните ту же Германию.

Бах, Гендель, Вагнер, Ницше, Шопенгауэр, Кант, Гегель, Гете, Шиллер…

Какие имена!

Поклониться хочеться.

Но все они жили и работали в старой доброй и, я бы сказал, пасторальной Германии.

А что дала Германия после индустриализации с точки зрения духа?

Идеи превосходства германской расы и пропаганду войны!

Более того, я не думаю, что до войны немецкий крестьянин или бюргер был намного образованнее, чем после нее.

Вспомните, каким заслуженным уважение пользовался всего пять десятков лет назад итальянский кинематограф, когда каждый новый фильм Феллини, де Сики, Россиллини и де Сантиса считался явлением культуры мирововго уровня.

Где оно теперь, это великое кино…

Теперь о том, как мировая война возвратила средневековую жестокость.

На память сразу же приходит Иван Грозный.

И вот в кровавом тумане Средневековья видится леденящая душу картина: царь Иван сидит около костра, на котором томится Иван Висковатый, и, подрасывая в огонь поленья, беседует со своим якобы предавшим его министром иностранных дел. А такое было на самом деле, и другое определение, кроме как «лютый зверь», здесь подобрать сложно.

Хотя и здесь есть нюансы.

Так, известный российский историк И. Фроянов считает, что давать определение психическому состоянию жившего четыреста лет назад человека нет никакого смысла.

С этим трудно согласиться.

И не увидеть в человеке, который подкладывает в костер своей жертве полена (чтобы лучше горел), садиста можно только при очень большом желании.

Я уже не говорю о дымящихся по всей Европе кострах святой Инквизиции.

Что же касается четырехсот лет…

Цивилизованные англичане расстреливали сипаев не из ружей (зачем мелочиться?), а привязывали их к жерлам пушек.

А что творили соотечественники Вольтера и Гюго в Москве?

Зверства «просвещённых» французов ничуть не уступали зверствам гитлеровцев во время другой такой же войны.

Настоящий грабёж и ужас начался уже на следующий день после входа в Москву, когда им было официально разрешено грабить.

И грабили, и убивали, и оскверняли церкви.

«Я не хочу ненавидеть их, — писала фрейлина М. А. Волкова в сентябре 1812 года подруге, — прошу Бога простить их злодейства.

Но положительно можно сказать, что с тех пор как мир существует, ни в древней, ни в новой истории не найдешь поступков, подобных преступным действиям их в нашем Отечестве».

В 1905 году вышла статья «Задачи отрядов революционной армии».

В ней автор призывал поливать живых людей кипятком и кислотой с верхних этажей и крыш домов.

Статья пестрит и другими человеколюбивыми призывами: «убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных, отнятие правительственных денежных средств…»

При этом каждый отряд должен был помнить, что, упуская сегодня же представившийся удобный случай для такой операции, он… оказывается виновным в непростительной бездеятельности и пассивности.

По глубочашему убеждению автора, величайшим преступлением является не убийство людей и травление их кислотой, а именно эта пассивность.

В другой статье «Уроки московского восстания» тот же автор видит свой долг в «беспощадном истреблении гражданских и военных начальников».

«Мы, — пишет он, — должны звонить во все колокола… о необходимости истребления при этом начальствующих лиц».

После покушения на Столыпина, в результате которого у его маленькой дочки взрывом были почти оторваны обе ноги, этот автор напишет: «Кровавый день в Варшаве… покушение на Столыпина, убийство Мина, все это возбудило всеобщий интерес…»

Вот так, не сочувствие, а всеобщий интерес к оставшейся инвалидкой маленькой девочке.

Это даже не цинизм, а самая настоящая патология.

Когда автор этой статьи придет к власти, одним из самых употребялемых им глаголов станет глагол «расстрелять».

Так, в своем письме от 22 октября 1919 года он пишет о мобилизации на борьбу с Юденичем двадцати тысяч питерских рабочих.

«Плюс, — уточняет он, — тысяч десять буржуев, поставить позади них пулеметы, расстрелять несколько сот…»