Зайдя к нему в кабинет, я увидел, как в углу сидел старшина богатырского телосложения. Под ногами у него стояло ведро с водой, на столике, в белое полотенце было завернутое нечто странное. Меня посадили на стул напротив Зубова. Осматривая помещение, я увидел на стене портрет Феликса Дзержинского и его миниатюрный бюст на сейфе. Окна были заделаны плотной черной тканью. Из освещения была только настольная лампа, ярко бьющая лучами на обшарпанный, обитый зеленой материей стол. Зубов взял протокол допроса и начал вести следствие:
— Фамилия, Имя, Отчество!
— Петровский Алексей Александрович.
— Год рождения?
— 1921!
— Место рождения?
— Саратовская губерния, город Вольск!
— Место жительства?
— Саратов, Петропавловская 18.
— Национальность?
— Русский.
— Сколько классов образования?
— Десять классов.
— Партийность?
— Беспартийный.
— Семейное положение?
— Женат.
— Звание до момента ареста?
— Младший лейтенант…
— Место службы?
— Пятый танковый корпус, сорок пятый отдельный танковый батальон, вторая рота.
— На фронтах Отечественной войны, с какого времени?
— С июля 1941 —го.
— Ранения, контузии были?
— Были!
— Был ли награжден раньше? Если да, то какими регалиями?
— Ордена Красной звезды, Отечественной войны второй степени, боевого «Красного Знамени», и медалями «За Отвагу» и «Боевые заслуги».
— Так, ну с вашим анамнезом закончили! Вот теперь скажи мне, с какой целью, ты командир Красной армии, пусть и бывший, дал возможность предателю и врагу народа, уйти от правосудия? — стуча карандашом по столу, спросил Зубов.
— Он хоть и враг, но по-своему, его было жалко. Не по своей же воле он сдался в плен!
— И что теперь? Будем каждого жалеть? Товарищ Сталин что сказал? У нас нет военнопленных, у нас есть враги народа! А так как, ты помог избежать ему наказания, ты являешься пособником власовцев и предателем Родины!
— Хорошо вам рассуждать сидя в кресле! А тогда, когда мы только после института отправились на фронт, нас под Оршей авиация проутюжила! И все мои ребята, с кем я учился остались там лежать! Ты тогда небось в тепле сидел, шпионов ловил? А мы из одного окружения в другое! По лесам бродили, в болотах тонули, жижу эту хлебали. Да я тогда впервые на своей шкуре ощутил, что такое война! Демьян, он в плен попал уже в бессознательном состоянии! Конечно, это его не оправдывает! Но пойми полковник, чтобы ты сделал на его месте?
— Я бы в такой ситуации не оказался! — пристально глядя на меня, ответил Зубов.
— Да ну брось… — усмехнулся я.
— Терять своих друзей и близких это более чем тяжело… — продолжил я.
Полковник, швырнув карандаш о стол, дернулся с места:
— Да знаю, каково это! Ты думаешь пока все на фронте, я тут в бумажных делах закопался? Нееет дружок, ошибаешься! И ордена мне вешали, не за шпионов, как ты говоришь! Я вместе со всеми в атаки ходил, и так же в окружении был! И ножи в меня тыкали и стреляли, я в тылу не отсиживался! Это сейчас уже после тяжелого ранения, меня партия направила эту работу в штаб вашей бригады. Мне нет особой радости с такими отребьями как ты, тут разговоры вести! На фронте мне гораздо приятнее!
— Простите, гражданин полковник… Я просто подумал, что вы все под одну гребенку в своем НКВД. А оказывается, тоже кровь проливал…
— Молчать! — ударив кулаком по столу, воскликнул он, — Как ты смеешь судить о работе нашего управления? Ты щенок, даже представить себе не можешь, что тебя ждет!
После не продолжительной паузы, он добавил:
— Вот тебе карандаш, вот бумага, давай пиши признание! Грамотно напишешь, может отделаешься сроком в четвертак! А будешь кобениться, к стенке пойдешь!
Взяв в руку карандаш, я начал писать все так, как было на самом деле. Зубов бродил из угла в угол, выкуривая папиросу и похрустывая костяшками пальцев. Спустя час, я закончил свое чистосердечное признание.
— Вот гражданин полковник, готово! — протягивая ему два листа исписанной мною бумаги.
Внимательно прочитав признание, он посмотрел на меня, и аккуратно складывая бумагу, начал рвать на мелкие части.
— Ты, кажется, меня не понял, сволочь! Правду я сказал писать! Быстро взял бумагу и переписал! Иначе, в наказание тебе и твоя семья пострадает!
— Семью не тронь мразь! — резко встав из-за стола, закричал я.
— У тебя там вроде как супруга имеется? Мы и до нее доберемся! Будет гнить в лагерях, за мужа предателя! А там с ней зеки знаешь, что сделают? — воскликнул он в ответ.
В тот момент мною начала управлять какая-то ни ведомая сила. Подняв со стола карандаш, я что есть мочи пригвоздил его кисть к столу, а затем ударил кулаком по лицу наотмашь. Полковник завизжал от боли как свинья. Вдруг подскочил и старшина с кулаками. Выхватив из-под себя табурет, я со всей одури ударил старшину. Табурет разлетелся в разные стороны. Тот, лишаясь рассудка, упал на пол. Зубов вытащил карандаш из руки, начал хвататься на наган:
— Да я тебя паскуда, за оказание сопротивления органам, пристрелю!