Я не поехала к его родителям на девять дней, они звонили много раз. Не смогла, там конечно был Макс, а смотреть на него и сходить с ума от того, что он жив и дышит, в то время как мой любимый погиб, выше моих сил. Почти весь тот день я провела на кладбище на могиле мужа, лишь отлучившись в то время, когда пришла его семья. Тогда даже небо плакало со мной, усыпая землю мелкими каплями моросящего дождя. Был будний день, и никто больше не навещал своих родственников, по крайней мере, я не видела. Да и разве могла увидеть кого-то в своем состоянии? Я пыталась выплакать всю боль, хотела, чтобы стало легче. Кричала, ругалась на мужа за то, что бросил нас, замирала на секунду, действительно веря, что могу услышать ответ.
– Я просто хотела, чтоб мы были все вместе. Неужели я просила так много? За что отняли у меня все?– шептала я, обнимая крест любимого, не чувствуя, что промокаю до нитки под дождем.– Я так люблю тебя! Боже, как же я люблю тебя! Почему ты ушел, а любовь так же живет во мне?
Замолкала потому, что горло разрывало, сводя спазмами жуткой боли. Горело, резало, жгло… Отдышавшись, снова шептала ему, словно молитву, напевала слова отчаяния.
– Живет… И теперь приносит только ужасную боль. Я так скучаю, как же скучаю… Если бы только, ты, мог вернуться к нам, я больше никогда не упрекала тебя. Если бы только вернулся…
Хотелось рыть пальцами землю, найти его там, в глубине, и вернуть. Сумасшествие? Да я была не в себе. И именно в тот момент было бы впору признаться в этом самой себе. Но вместо этого закричала громко, страшно, отчаянно, так что от моего крика вороны, сидящие на ближайших деревьях, испуганно разлетелись с них.
– Твой брат вернулся! Живой и невредимый.… Как я и говорила тебе! А где же ты теперь? К чему привели эти проклятые поиски? Кто вернет мне тебя?– голос утихал, и переходил в завывающий стон.– Как же я ненавижу его!
Упала грудью на могилу, прижимаясь так же, как когда-то к любимому, и громко обреченно зарыдала. Меня трясло, как последние оставшиеся на деревьях желтые листья под бьющими по ним каплями дождя. Но я совершенно не чувствовала холод, казалось, что больше не почувствую никогда ничего, кроме раздирающей изнутри муки.
Я вернулась домой глубоко затемно. Мама к тому времени уже уложила Кирилла. Тихонько прошла на кухню и села на стул, не включив свет. Посмотрела на свои руки, даже в темноте виднелась на них грязь. Но у меня просто не было сил отмыться от могильной земли. Я была опустошена полностью и окончательно.
Мама вошла тихо, и тоже не стала включать свет. Села рядом и впервые за все время заговорила о случившемся:
– Время лечит дочка,– произнесла она очень тихо, будто боялась спугнуть.– Нужно только перетерпеть, родненькая. Нужно потерпеть. Поверь, я знаю о чем, говорю. Нет, я не обещаю, что ты забудешь мужа, но со временем станет легче это точно. Свыкнешься, сживешься, и однажды, сможешь без него. Но главное сейчас не отталкивать правду, ее нужно принять, чтобы потом не было тяжелей…