Прошедшая вечность

– Когда я умирал, то увидел вокруг себя всю необъятную вселенную, все её миры, и огненные границы, и неведомый Хаос за их пределами. И увидел тень, сущность, что двигалась от мира к миру и… миры после этого обращались во что-то совершенно иное. Мне опять стало страшно, так страшно, что от этого ужаса я очнулся. К тому времени купцу стало легче, он поправился, не заболел ни один из его людей, я отправился домой, нагруженный подарками, провожаемый благословениями… а сам думал всё об этой тени, что ползла из-под одного неба к другому. И, друзья мои, я боялся. Не стыжусь признаться в этом. – Он печально улыбнулся. – Мечи и копья никогда не были моей сильной стороной. Я мог вылечить, мог помочь… но и только.

Фредегар и Роб слушали как заворожённые. Странный незнакомец не лгал – в этом они были уверены.

– Моя семья была очень довольна, – продолжал вспоминать Фиделис. – Меня даже послали учиться в большой город, в настоящую академию. Об этом много говорить я не стану, скажу лишь, что и впрямь получил сперва короткий жезл ученика, потом – четвертьпосох подмастерья, затем – полупосох мастера, а закончил уже с полным посохом магистра. Но потом… – он замялся.

– Прости, почтенный, – осторожно воспользовался паузой Робин. – Но скажи, в твоём родном мире веровали в Спасителя?

– О да, – отозвался Фиделис. – Он приходил к нам. И был, как водится, казнён по какому-то недоразумению в совершенно незапамятные времена. Само собой, он оставил по себе могущественную церковь и книги, почитаемые священными, там говорилось о Его втором пришествии, когда он воздаст каждому по справедливости и дарует жизнь вечную. Мои родители были исправными прихожанами. Я же… меня охватывала дрожь, когда я думал о Нём. Потому что я видел Его, шагающего под разными солнцами, разными дорогами, я не мог не думать, насколько же это неправильно. Мир оставался после этого мёртвым, и души его обитателей исчезали бесследно, где-то в утробе Спасителя.

– Мы это заметили, – мрачно согласился Фредегар, отправляя в рот последний кусочек сочащейся соком жареной колбаски.

– Но это не повод не отдать дань этому прекрасному пиву, – Роб опрокинул кружку.

– Ты прав, досточтимый, – согласился Фиделис, поправил длинные волосы. – Но дослушай мою историю, прошу тебя. Случилось так, что Он… и в самом деле явился к нам во второй раз.

Оба половинчика разом перестали жевать.

– Я тогда был таким же, как сейчас, – развёл руками рассказчик. – Мне исполнилось двадцать пять, я получил длинный посох магистра, первым из моих однокашников, и вообще куда раньше, чем положено, обычно-то магистрами становились к пятидесяти… И тут началось. – Его лицо омрачилось, брови сдвинулись. – Можно много рассказывать об исполнившихся пророчествах и свершившихся предсказаниях, о том, как начались страшные бедствия, мор, глад, как вернулась чума… – Он перевёл дух, лицо сделалось совершенно мёртвым. – Я метался от города к городу, от селения к селению… я спасал одного, а за поворотом меня ждали десять скончавшихся. Потом сто. Потом тысяча… Я уже не успевал, ничего не мог успеть, мною овладело сперва отчаяние, а потом бешенство, я проклинал свой дар, бесполезный в бою, я… – Он схватил опустевшую кружку, поморщился, со стуком поставил на место. – Потом реки потекли вспять, начали извергаться огнедышащие горы, воздух наполнился серой, так что невозможно становилось дышать; люди умирали десятками тысяч, и от свирепствовавших болезней, и от безумцев, пытавшихся кровавыми жертвами умилостивить неведомых «богов»… Умерли мои родители, братья, сёстры, умерли все соседи, а я продолжал уже не метаться, но тащиться без смысла и цели, хоронил мертвецов, как мог, хотя это и было бессмысленно, трупов скопилось слишком много.

Следом за людьми умирать стали и звери с птицами, вороны падали с небес, бродячие псы застывали в канавах; мир превратился в огромное кладбище, а я по-прежнему оставался жив.

Он взглянул в глаза невысокликам.

– Помните, я совсем недавно говорил, как умирал, спасая заболевшего чумой купца? Так вот, после этого, когда Спасителевы ангелы носились над моим миром – наверное, собирая души, а может, что-то ещё, – я вдруг понял, что не умру. Что мне нужно оставить мой родной мир, закрыть его могильной плитой и идти дальше, потому что… потому что в меня верили, несмотря ни на что, те, кого я лечил в те последние дни. Им становилось легче, они… благодарили меня. А потом уходили. Я, как мог, облегчал им это, тем немногим, с кем оказался рядом. И ощущал, как что-то растёт внутри, сила или не сила, но, наверное, надежда. А потом настал миг, когда я понял, что мой мир умер, весь, все живые существа в нём, от мельчайшей мошки до самого могучего дракона, более не дышат и не чувствуют. Я понял это и пошёл прочь; и не сразу понял, что мир мой остался позади, а сам я иду через то, что вы именуете Межреальностью.