Прошедшее повелительное

Может, Дольм оставит мешок на мосту? С ним да с зачатками языка, которые ему удалось освоить, Эдвард как-нибудь проживет сам по себе – проживет ли? И потом – снова подниматься по склону? Ну вот, кто-то заметил его.

Визжа от возбуждения, Элиэль вприпрыжку бросилась к нему через поляну, а остальные – за ней. Слишком много людей. Он попятился и привалился к дереву, чтобы не упасть.

Он сразу вычислил главных. Формально главой труппы был седогривый великан Тронг Импресарио. Он вещал голосом, напоминавшим отдаленную канонаду. Он изрекал банальности и принимал драматические позы. Реальной властью обладала его жена Амбрия, высокая женщина со стальным взглядом и языком острее жала. Вся из острых углов, она тем не менее странно напоминала неукротимую миссис Боджли из Грейфрайерз-Грейндж. А вот мозгами труппы вполне может быть вот этот невысокий человек с коротко остриженной бородкой. Имена, имена, еще имена… Симпатичные мужчины, хорошенькие женщины, все капельку жеманные. Рукопожатия, дружеское похлопывание по спине, слова благодарности за возвращение их малышки…

А потом наступила реакция – они начали осознавать, что этот юнец означает не что иное, как новые хлопоты в их и без того нелегком житье. Он вовлечен в какие-то игры богов, которых они не понимали, а если бы и поняли, вряд ли одобрили бы. Он даже не способен нормально ответить на вопрос или построить фразу. И это еще один рот, который надо кормить, не получая ничего взамен.

Возбуждение сменилось напряженностью. Толпа начала распадаться на шепчущиеся пары и тройки.

Огромная Амбрия что-то сказала мужу. Тот отошел и велел всем продолжить репетицию. Эдвард опустился на кочку и уронил голову на руки. Может, уснуть, свернувшись клубком, – может, тогда они используют этот шанс, чтобы уйти и бросить его…

– Голоден? Хочешь пить? – спросил кто-то. Рядом с ним сидела женщина и протягивала ему глиняную флягу и ломоть хлеба с сыром.

Она была из тех девушек, один вид которых будит мечты о необитаемом острове для двоих. Ее платья едва хватило бы на одно кухонное полотенце. Эдвард не привык видеть столько красивой кожи сразу. Он ощущал себя неловко, даже когда у Алисы ненароком чуть задирался, показывая на мгновение икры, подол платья. Он знал, что покраснел сильнее, чем увядшая роза в ее волосах. Он бестолково кивнул несколько раз, прежде чем к нему вернулся голос.

– Спасибо. Да. Э-э… как имя?

Она улыбнулась, показав жемчужные зубы:

– Утиам. Спасибо за то, что привели Элиэль к нам.

– Э-э… Элиэль меня приводить! Я бояться, я привносить хлопоты.

– Где Элиэль, там всегда хлопоты! – весело рассмеялась она в ответ.

И он рассмеялся вместе с ней, думая, что, возможно, все не так уж плохо.

А может быть, это еда вернула ему силы? Он сидел в сторонке, глядя на актеров со все возрастающим интересом. Несколько тех, что помоложе, занимались фокусами и акробатикой, но, похоже, скорее для развлечения, а не для совершенствования навыков. Основным для всех являлась все-таки репетиция пьесы.

Тронг исполнял роль Грастага Короля, стареющего персонажа, встретившегося с молодым соперником. Первого любовника, Дартона Воителя, играл Тотрум, заменивший изгнанного Дольма. Новичок комкал в руке текст, то и дело заглядывая в него. Наверное, это было его первое знакомство с ролью. Но все равно играл он чудовищно. Грастаг отбил у него жену, но Тотрум держался так, словно лишился зубной щетки.

Поначалу замысловатая, выспренняя поэзия не доходила до усталого сознания Эдварда. Но на пятый или шестой повтор сцены он начал проникаться ею. Как и у Шекспира, слова сливались в музыку, которая производила впечатление уже сама по себе, так что отдельные непонятные фразы вовсе не портили впечатления. Временами Тронг почти пел, как в опере, где смысл не столь важен, как эмоции. Тотрум мямлил и запинался, казалось, сам не понимая своих реплик. Они проигрывали сцену до тех пор, пока Тронг не рычал «Стоп!» и не обрушивал на партнера поток замечаний. Потом все начиналось сначала.

Проблема, конечно, по большей степени заключалась в Тотруме. Это был бледный, узколицый человек, явно страдающий отсутствием сценического опыта. По ходу действия он обращался к Грастагу с гневной речью. Поначалу Грастаг отвечал надменно и презрительно, но постепенно Дартону полагалось завладеть инициативой, изобличить старшего собеседника, обрушив на него перечень его грехов, и довести его до покаяния и отчаяния. Впрочем, до этого не доходило, ибо Тотрум просто-напросто в подметки не годился Тронгу. Это было все равно что овца, укоряющая льва. Да и Тронг был не без греха, поскольку не мог обуздать своего сценического пыла. Такой герой никак не мог покориться, не вынуди его к этому грубой силой.

Каждый раз, прерывая репетицию, он обрушивался на партнера не с советами, а с упреками. Вместо того чтобы ободрять новобранца, он только запугивал его. Хорош режиссер?