Прошедшие войны

Вместе с тем сама Дихант так не считала. Свой рост находила нормальным и остальных всех называла козявками. Как-то приехал к ее отцу друг из Грузии — увидел старшую дочь и стал говорить, что этот рост — знак благородства и природной грациозности, знак высоты во всем, и даже величие. Это окончательно испортило девочку — стала она высокомерной и честолюбивой. Отвергала она от порога все предложения низкорослых мужчин, даже слушать не желала… Годы шли, младшие сестренки стали выходить замуж, рожали детей, а Дихант все сидела в девках. Теперь на нее никто не обращал внимания — росли молодые, нормальные сестры, да еще и с таким же приданым. Стала Дихант еще чванливее, всех презирала, устраивала скандалы, даже отцу перечила, своих снох — жен родных братьев — гоняла, обзывала.

Не знали Иналовы, что делать с дочкой, и вдруг во время скачек попался им на глаза длинный Арачаев… Повезло, Баки-Хаджи помог… А может так было Богом суждено…

В любом случае попала Дихант в бытовую убогость, даже, как она говорила, дикость. Цанка и его родственников не любила, всех горцев считала недоразвитыми, темными. Работать не могла и не хотела. При виде домашней скотины капризно кривила нос, строила неестественные гримассы. При этом, не стесняясь, могла кричать в стенку: — «Мама, а свежее молоко и сметана у нас есть?» Нарочито одевала каждый день все новые и новые платья, никогда не снимала с себя огромную массу золота.

После первого возвращения домой, хотела дома остаться, плакала, умоляла родных — не помогло. Погнали строптивую дочь обратно в горы. Когда Цанка в первый раз побил Дихант и прибежала она домой, братья меж собой удивлялись, как их зять до сих пор терпел без рукоприкладства. Во время холеры приехали проведать сестру — так она, не говоря ни слова свекрови, бросив больного мужа, объяснив всем, что оберегает плод, поехала на два месяца домой. Вновь мечтала остаться, но отец и слышать не хотел. Отправил дочь обратно.

Однако больше всего Дихант раздражал ее муж. Мечтала она всю свою долгую девственность о богатом, большом, важном, холеном супруге, а получила — худого юнца, вечно воняющего скотиной, сеном, потом. Не могла она терпеть его собачьи ласки, а когда он стал отворачиваться от нее во сне, приняла это с облегчением.

Вместе с тем делала она попытки обустроить свою жизнь более комфортно. Несколько раз намекала, а потом и прямо говорила, что можно было бы купить дом на равнине, а лучше в Грозном, но Цанка все пропускал мимо ушей, будто не слышал. Свою беременность восприняла как трагедию, поняла, что на всю жизнь привязала себя к этому неотесанному дикарю, к этим убогим хибарам, к этим вечно работающим темным людям.

Будучи брюхатой, совсем обнаглела. Ссылаясь на свое плохое состояние, просила Келику убрать постель, постирать Цанкины вещи, прибрать стол и все остальное.

Совсем Дихант обнаглела, на рожон лезла, мечтала, что после рождения ребенка, спекулируя на их будущем, сможет заставить мужа уехать отсюда. Каждый день проходил в помыслах и делах по обузданию Цанка, стремилась подогнать его под себя, обезличить, превратить в тряпку.

Весть о неверности Цанка восприняла как вызов, как угрозу всем ее планам. Поэтому хотела побить незаконнорожденную любовницу, повалять ее в грязи, чтобы и другим было неповадно, а заодно замарать и опозорить своего мужа, публично пристыдить его и унизить. Шла она к мельнице вместе с соседкой — дурой, и даже радовалась — это был верный шанс — крупный шаг, по реализации ее скрытых замыслов. Однако подлая дочь Хазы поломала все, не подыграла ей, не дала возможности разрастись скандалу; наоборот — Дихант обвалялась в грязи, а Кесирт просто бежала.

Думала Дихант, что уличив мужа в измене, сможет она открыто козырять этим, попрекать его будет, позорить, уму-разуму учить, однако и здесь вышло все наоборот — избил ее Цанка до полусмерти, совсем другим стал, отчужденным. А потом и вовсе хребет поломал — взял да женился.

Как тяжело переживала это Дихант! Думала, не вынесет такого позора и несчастья! Но появилась ревность, оскорбленная честь требовала реванша и возмездия.

Неожиданно для себя поняла, что по ночам грустит она по мужу, что одиноко стало ей без него, без его запаха, грубости и прямоты. К тому же проснулся в ней материнский инстинкт, ожидала ребенка.

Вопреки всеобщему мнению на сей раз домой не побежала, более того, стала повнимательнее со свекровью и золовкой. Это вызвало у Табарк глубокое сочувствие — ходила она к Цанке и требовала, чтобы он по-мусульманским законам делил свое время между женами пополам. Так не получалось — вместе с тем через три ночи на четвертую он обязательно проводил вместе с Дихант. Вначале августа стал Цанка отцом. Родилась сразу двойня — мальчик и девочка. Косум первым из мужчин видел детей, он и назвал их — Дакани и Кутани.