Прошлое в настоящем

Одухотворенность всего существующего в природе как-то перекликается и с космогонией духовного мира гностиков, и со сложной, детально изученной демонологией Сведенборга, которая, кстати, хорошо подтверждается также современной клинической психиатрией [Dusen, 1975]; различной оказывается только терминология, в которой описывается и интерпретируется наблюдаемое.

С некоторыми европейскими эзотерическими представлениями сближается и высказывание об управления снами. Здесь речь идет о возможности задерживать ускользающее сновидение и переноситься во сне в нужное место и время. В европейской эзотерической традиции, идущей, как отмечалось, из Египта или откуда-то с Востока, говорилось о возможности увидеть в снах свои прежние воплощения… Есть, к примеру, какие-то смутные предания о том, что Пифагор (получивший посвящение в Египте), управляя снами, видел все свои прежние жизни на земле.

Очень большое значение дон Хуан придает смерти. Она, в его понимании, стоит всегда рядом с человеком, слева от него. Все, что человек делает, он делает перед лицом своей смерти. Это, если хотите, опять какая-то составляющая континуального мировосприятия – жизнь и смерть только кажутся отделенными друг от друга. Ниже мы расскажем, как эта тема освещается в дзен-буддизме. А здесь напомним о той большой роли, которая придается изображению смерти (часто в виде скелета) в христианских храмах. Смерть как бы все время должна присутствовать в сознании верующего. Не является ли это чем-то общим в обоих миропониманиях?

Повторим еще раз, что дон Хуан говорит о концентрации внимания и о необходимости нарушения жесткого (мы бы сказали – логически структурированного) сознания. Это все напоминает состояние сознания, которое достигается в гипнозе. Один из друзей дона Хуана оказывается отличным гипнотизером – сцена с видимым исчезновением машины антрополога описана в книге очень убедительно. И опять-таки есть некие смутные сведения о том, что жрецы в египетских храмах также пользовались гипнозом.

И, наконец, последнее – дружелюбно-любовное отношение к природе как-то перекликается с проповедями и поведением Франциска Ассизского (стоящего, впрочем, в стороне от основного направления католицизма), и с представлениями манихейской ереси о том, что Свет повсюду смешан с материей – отсюда и концепция «возможного Иисуса», присутствующего везде и больше всего в растениях – пассивных формах жизни (подробнее об этом см. в VI главе этой работы).

Мы, конечно, отдаем себе отчет в том, что все эти сопоставления совсем слабо документированы, и все же вполне уместен вопрос – как может быть объяснена такая общность миропонимания? Можно ли говорить о том, что рассматриваемая здесь древняя мексиканская субкультура и предхристианские представления (подготовившие само появление христианства и частично сохранившиеся в нем) имеют какой-то общий первоисточник – что-то вроде легендарной Атлантиды? Или, может, надо просто обратить внимание на то, что общность понятного и достигнутого есть свидетельство хорошей воспроизводимости эксперимента, направленного на изучение глубинной природы человека? Общность мистического опыта отмечают и другие.

Вот высказывание Н. Бердяева [1949]:

С известного момента я начал много читать книг по мистике, и меня поражало сходство мистик всех времен и всех религиозных вероисповеданий. Это сходство обнаруживается на известной духовной глубине. Различия же обнаруживаются в душевно-телесных оболочках (с. 194).

И, наконец, последнее. Как отнесся антрополог Кастанеда ко всему, ему открытому? Вот заключительные строки его книги:

Если чувствуешь, что время еще не пришло, не приезжай… – Ничего не достигнешь принуждением. Если хочешь уцелеть, надо быть кристально чистым и абсолютно уверенным в себе…

Дон Хуан пошел, не оглядываясь, а дон Хинаро [другой колдун] повернулся пару раз и, подмигнув мне, движением головы подтолкнул меня вперед.

Я смотрел им вслед до тех пор, пока они не скрылись, а затем пошел к своему автомобилю и уехал прочь. Я знал, что мое время еще не пришло (с. 268).

11. Телепатия как феномен континуального сознания