Прошлое

Нет, разумеется, Римини этого не понимал. Он вообще в то время мало что понимал и мало что воспринимал. Ему не было дела до того, горит или погашен свет в комнате, одет он сам или раздет, находится в помещении один — или рядом с ним есть еще кто-то. Сам того не заметив, он достиг состояния полного самозабвения, которого буддистские монахи-отшельники добиваются годами, если не десятилетиями медитации, и ради того, чтобы посмотреть на этих избранных, поклонники восточной философии готовы платить большие деньги — за перелет и экскурсию к древним монастырям. Римини почти перестал выходить на улицу; внешний мир — в частности, отраженный в телевидении, газетах и радио — перестал для него существовать, превратившись в смутные воспоминания, словно имплантированные в его полупустое сознание. Под «внешним миром» Римини теперь понимал тот набор предметов и явлений, с которыми имел дело, не выходя из квартиры: прежде всего, одежда, в которой он проводил дни и ночи, — отцовская футболка, штаны от полосатой пижамы и пара старых шерстяных носков — из дырок торчали отросшие ногти больших пальцев; один-два выключателя, к помощи которых он все-таки время от времени прибегал для того, чтобы осветить комнату, где в тот момент находился; вода — то количество, которое необходимо ровным счетом для питья, но никак не для гигиенических процедур; минимум продуктов — сосиски, растворимое картофельное пюре, яичница да ментоловый шоколад: десятки коробок в кухонном шкафу и сотни плоских пакетиков из фольги, по расположению которых в квартире отец мог безошибочно проследить траекторию движения Римини за целый день, — перемещаясь, тот оставлял за собой россыпь этих конвертиков; вечно разложенный диван-кровать, на котором Римини проводил практически все время; простыни и одеяла; подушка, которую он обнимал по ночам… Даже письмо Софии, которое доказывало, что вокруг была какая-то жизнь — вмещавшая и потерянный им мир с дорогими ему существами, и сам этот листочек из школьной тетради, — было для него чем-то более внутренним, чем его собственные мысли, чем привкус во рту и урчание, которое издавал его голодный желудок. Внутренний мир Римини не то чтобы неожиданно сузился, но и нельзя сказать, чтобы стал богаче; дело заключалось в том, что сам Римини в то время был неким внутренним миром. Впрочем, вовсе не было очевидно, что этот мир был его.

Отец Римини нашел, как ему казалось, единственно возможное средство, с помощью которого можно было вывести сына из этого состояния. Он полагал, что тому требуется срочная инъекция внешнего мира, сильная, но точно рассчитанная — любая ошибка в дозировке или интенсивности лечения могла оказаться роковой; Римини был практически беззащитен, и столкнуть его с внешним миром лицом к лицу без контроля было равносильно тому, чтобы оставить младенца-альбиноса на солнце в жаркий летний полдень. В этом отношении план, включавший в себя переезд в Уругвай, казался отцу Римини просто идеальным. Он решил, что выставит свою квартиру на продажу; Римини останется жить в ней и будет показывать ее потенциальным покупателям — отец же тем временем начнет подыскивать себе подходящее жилье в Монтевидео. Две сделки требовалось синхронизировать, причем проводить их предстояло на двух разных рынках, несомненно имевших много различий как в оформлении документов, так и в конъюнктуре оценки объектов недвижимости; в любом случае процесс должен был затянуться как минимум месяца на два — этого, как казалось отцу Римини, будет достаточно для того, чтобы его сын, вынужденный взаимодействовать с потенциальными покупателями, стал восстанавливать контакт с внешним миром. Потенциальные клиенты были в этом смысле просто идеальными посредниками: чужие незнакомые люди, с которыми нужно просто вежливо пообщаться, передать им информацию, и все — никаких обязательств. Таким образом Римини должен был получать в гомеопатических дозах живительное излучение извне, которое в любой другой дозировке его бы убило. Отец не собирался выставлять Римини на улицу, но и не желал поддерживать сына в его стремлении замкнуться в себе окончательно; он полагал, что за пару месяцев Римини окрепнет и придет в сносную форму, то есть по крайней мере сможет подыскать себе какую-нибудь работу, — и тогда, с отцовской финансовой помощью, ради чего отец готов был умерить свои запросы к недвижимости в Монтевидео, он смог бы вернуться к самостоятельному существованию, арендуя какое-нибудь скромное жилище.