Проснись, чудовище (СИ)

Образ Прохорова с горящими глазами и вздыбленным ореолом пушковых волос вокруг лысины вызывал у меня содрогание. Я стала избегать его всеми способами. Удирала от него, как могла – ходила на обед не в обычное время, чтобы не пересекаться в столовке. Убегала с работы по звонку или засиживалась допоздна…

А этот маньяк очкастый не отставал. Всю свою нерастраченную злость и обиду на женщин он вымещал на мне. Уже далеко не новостью стали для меня мокрая одежда, когда проезжающая мимо машина ни с того ни с сего обдавала водой из лужи. Или когда сверху на голову падали окурки.

Хуже всего стало, когда, не объясняя причин, Иван попросился на работу к нам в лабораторию. Вот тут-то вообще мои мечты сбыть навязчивого ухажера накрылись резонансным циклическим ускорителем с неизменной в процессе ускорения длиной равновесной орбиты – попросту говоря, медным тазом.

Нет, с точки зрения продвижения науки перевод Прохорова был как нельзя кстати. Глядя на феноменальную реализацию идеи, мастистые профессора истекали слюной и закрывали глаза на все выходки гениального изобретателя. Чем он и пользовался.

А в результате за научный прогресс на вверенном участке отдувалась именно я. Потому что день перехода Прохорова стал для меня черным днем. Не было ни одной минуты, чтобы я не чувствовала в лаборатории его присутствия. Бесконечные толчки, щипки, подножки – все это стало унылой обыденностью. И я давно ушла бы из этой лаборатории, возможно даже из института, но высшее начальство за меня держалось двумя руками, не давая открепления.

Видимо, кто-то очень умный прекрасно понимал, что в день моего увольнения горение на работе Прохорова устремится к нулю… по крайней мере, в лаборатории времени. Конечно, кто же хочет терять обещанные дивиденды, обещающие быть бешеными из-за технического гения Прохорова?

Мне постоянно подсовывали премии, пропихивали вне очереди мои научные публикации и выдавали отгулы, подслащивая горькую пилюлю нахождения рядом с этим мизераблем[1].

И вот наступил решающий момент: капсула перехода в будущее ждала своего естествоиспытателя, а сияющий Прохоров в компании начальников НИИ и заведующих отделами и секторов тусили вокруг нее, словно голодные львы или тигры.

- Нет! – заорал в какой-то момент Прохоров. – Никто туда не полезет, кроме меня!

- Иван Альбертович, - попробовали урезонить его. – Если вы будете внутри, то кто будет руководить экспериментом снаружи? Вы же не можете разорваться?

- Не могу, - отдышался от крика ученый. – Но и не позволю какому-то постороннему человеку испробовать мое детище! – задумался: - Это должен быть кто-то, кто участвовал в работе и с кем я могу разделить лавры своего успеха!

- Как же, как же, - пробормотала я, тихо стоя в сторонке. – Разделит он. Скорее, потом поделит на части и тихо распихает в институтском подвале. Там такие неизведанные площади, что я не удивлюсь, если оттуда вылезет потерявшийся когда-то динозавр.

- Тогда это должна быть Шалаева! – ввинтился в уши пронзительный вопль Прохорова. У меня подогнулись ноги.

- Вообще-то, - пролепетала я, растерянно озираясь в поисках путей отхода из зала, - я недостойна. В этой грандиозно проделанной работе моего личного вклада так мало…

- Не скромничайте, Диана Игоревна, - нахмурился в мою сторону Петр Александрович, заведовавший нашим учреждением, и сделал красноречивый жест кустистыми бровями в сторону капсулы. – Здесь много и вашей заслуги. Так что не задерживайте нас, дорогая.

- Мне как-то неловко, - попыталась я еще раз. – Все же… И потом, у меня нет специальной подготовки испытателя.

- Это все пустяки! – расплылся в достаточно зловещей улыбке Иван Альбертович. – Так не нужна подготовка. Просто полежите себе немного на мягком матрасике и все.

- Не кокетничайте, Диана Игоревна, - включился в уговоры проверяющий. – Мы уговорим ваше руководство премировать вас за такой подвиг годовым окладом. Соглашайтесь уже.

- Или ваша научная работа, - весомо добавил Петр Александрович, - так и останется нерассмотренной и неодобренной.

- Это шантаж, - побледнела я, на подкашивающихся ногах, направляясь к машине. – Прошу записать в протоколе эксперимента, что я отказывалась.

- Ложитесь уже, - приказал Петр Александрович, - мы все запишем.

Смаргивая непрошенные слезы, я улеглась в кабину. Подбежавшие ассистенты начали было закреплять мое тело силовыми ремнями, но тут вмешался Прохоров:

- Я сам! – деловито заявил он. – Мне следует дать Диане Игоровне последние наставления и указания! А так же самолично проверить крепления.

Что-то мне уже заранее от всего этого нехорошо. По спине пробежал холодок.