— И вообще, если однажды произойдёт что-то, чего, ты надеешься, не случится никогда, вспомни об этом, — и она наконец исчезает в ванной.
Алессандро просовывается в дверь.
— Этого не случится.
— Ты думаешь?
— Я уверен.
— Так же, как был уверен, что никогда не свяжешься с малолеткой?
Алессандро улыбается.
— Да ладно, это вообще было моей мечтой.
— Конечно, — Ники надевает блузку. — Потому что это заставляет тебя погрузиться в прошлое!
— Ну, на самом деле, меня многое возвращает в прошлое! Давай, шевелись, пойдём куда-нибудь поесть.
Ники надевает брюки и смотрит на него.
— Ах, ах... я не в том возрасте, чтобы становиться женой. Отойди, — она заставляет его отойти в сторону, — хочу посмотреть, что у тебя есть на кухне. Этим вечером ужинаем дома.
Алессандро удивлён. Приятно удивлён. Затем он идёт в гостиную и ставит диск.
С кухни слышится голос Ники.
— Длинную пасту или короткую?
Алессандро улыбается.
— А какая разница? Зависит от начинки, так ведь? Ладно, давай короткую.
— Окей!
Алессандро вновь расслабляется. Он ещё больше отпускает себя. Медленная музыка. Такая медленная…
— Алекс?
— Да?
— Ужин готов… Ты спал? Ты просто невозможный! Двенадцать минут. Время готовки.
— Я не спал. Мечтал о тебе, — заходит он на кухню, — и о том, что ты готовишь. Ммм, пахнет неплохо. Кажется, вкусно. Сейчас посмотрим.
— Что посмотрим?
— Либо ты настоящая скромница, либо настоящая хозяйка.
Алессандро садится за стол. Замечает, что в маленькой вазе стоит цветок, сорванный на террасе. Две зажжённые свечи рядом с окном создают уютную атмосферу. Алессандро с любопытством пробует одну из этих паст. Закрывает глаза. Растворяется в этом вкусе, нежном, потрясающем, цельном. В самом деле вкусно, что и говорить.
— Слушай, очень вкусно. А что это?
— Я называю это «карбонарская крестьянка». Блюдо моего собственного изобретения, но его можно сделать лучше.
— Как?
— В твоём холодильнике не хватает некоторых базовых ингредиентов.
— Мне это кажется восхитительным уже таким, какое есть.
— Потому что ты ещё не попробовал настоящих. Не хватает нескольких тонких соломок моркови и чуть-чуть лимонной цедры...
— Всего-то? С ума сойти, встретить красивую девушку, ещё не слишком-то взрослую, которая уже умеет так хорошо готовить, – это мечта.
— Такая же, как та, что была у тебя до ужина?
— Нет, лучше. О таком я и мечтать не мог.
— В любом случае, сбавь обороты, Алекс, я умею готовить только два блюда. А когда ты попробуешь второе, то начнём всё сначала...
Алессандро улыбается и дальше ест эту странную пасту а-ля «карбонарская крестьянка». Элена никогда не делала для меня ничего подобного. Исключения, конечно, бывали, какой-то холодный салат со странным сочетанием вкусов: лесные ягоды или фрукты, солёные фисташки и гранат... И иногда какое-то французское блюдо, изысканное и дорогое. Пожалуй, всё... Деньги были не её. Но она никогда не готовила. Никогда здесь не было вкуса домашней пищи, не было пара, соуса в кастрюльке, пасты в этом соусе. Этой пищи, которая так легко отражает любовь.
Ники берёт бутылку вина.
— Этому блюду подойдёт белое. Как считаешь?
— Оно идеально.
— Я поставила его охлаждаться в холодильник ненадолго.
Алессандро касается бутылки.
— Так быстро охладилось!
— Достаточно окунуть бутылку в холодную воду перед тем, как ставить в холодильник.
— Где ты этому научилась?
— Видела, что так делает мой отец.
— Отлично. Чему ещё ты научилась у отца?
Ники наливает ему вино.
— Как в некоторых случаях избежать секса.
Затем она наполняет и свой бокал. Поднимает его. Алессандро вытирает рот и берёт свой. Они чокаются, и звон венецианского стекла заполняет воздух, вторгается в кухню.
Ники улыбается.
— Но, знаешь, боюсь, что тот урок я так и не усвоила, — она пьёт и смотрит на него напряжённо. — Но я этому рада.
Они и дальше сопровождают ужин лёгким и спокойным разговором. Приправляют салат. Болтают о прошлом, о тяжёлых фильмах, об авторском кино, о страхах. Чистят персики.
— Когда мне было пятнадцать и я был в Америке, мы с друзьями ходили на концерт Мадонны. Тогда она была двадцатилетней никому не известной толстушкой.
— А я видела её в прошлом году в Олимпико с Олли и Дилеттой, а Эрика не пошла, потому что у Джорджио случились какие-то неприятности с билетами. Сейчас ей сорок, она тощая и знаменитая.