Прости, но я люблю тебя

Роберто обеспокоенно смотрит на неё. Боже мой. Руки на ногах, закрытые, соединённые. О чём это говорит? Я не помню. Он суживает глаза, пытаясь вспомнить ту страницу. Там и руки были. Но в каком положении? Ещё была фотография человека. Да. Боже мой. Святая Мария Горетти. Соединённые руки. Просит чего-то у высших сил. И это важней всего для неё. Необычно. Иногда невозможно что-то сделать, поэтому кладут руки так, словно молятся, потому что только так святой может сказать «да». Внимание, ответ приближается. Роберто смотрит на неё и улыбается, пытаясь быть таким святым, каким только может, таким, который безо всяких сомнений сможет понять её. Или, по крайней мере, таким, который попытается направить её своей улыбкой.

— Скажи мне, дорогая, в чём проблема?

— Ну, если бы проблема была, я бы всё равно не рассказала.

— Если ты мне расскажешь, — понимание, покой, открытость, спокойствие, — хоть что-нибудь, то я тоже смогу понять это и рассудить. — Он берёт книгу со стола, как учили в книге о языке тела, «изобразить незаинтересованность, занять себя чем-то другим, пока молящийся поймёт, что проще признаться». От слова «признание» у Роберто наступает момент слабости. Книга выскальзывает из его рук, едва не падает, но он успевает её поймать.

Симона смотрит на него. Сужает глаза, изучает его, стараясь понять, на какой фазе он находится. Он и вправду так расслаблен, как кажется? Или это просто поза?

— И? — Роберто поворачивается и снова улыбается ей.

Симона решает использовать последнюю карту.

— Нет, неважно, мы можем спокойно поговорить об этом завтра, — спокойно, во мне всё спокойствие мира. — Сейчас уже слишком поздно.

Она сказала это. И Симона отлично знает, что сейчас два варианта развития событий. Если Роберто просто притворялся, что расслаблен, он тут же внезапно начнёт кричать что-то вроде: «Эй, ты скажешь мне это прямо сейчас, ясно? Ты так долго готовилась, что выбесила меня!» и даже вещи похуже; или, если он на самом деле спокоен, он оставит это с обычным «Как хочешь», «Как пожелаешь» или, ещё лучше, «Что бы ты ни решила, пусть будет так».

Роберто – сплошная загадка. Нет, он расслаблен. Даже более того.

— Мне бы хотелось знать, потому что я думаю, что это может повлиять на нас обоих, на тебя в частности. Я вижу, как ты напряжена. Но если ты так хочешь, оставим это до завтра, пусть будет так.

Я вижу, как ты напряжена. Хорошо. Продемонстрировать озабоченность ею, какой бы ни была просьба, это следствие любви и важность того, что ты принадлежишь этому человеку. Этой главы не было в той книге. Роберто уже сам понял все правила. То есть Роберто сам может научить кого угодно.

Симона улыбается, разводит ноги, а затем кладёт одну на другую. Но не как Шэрон Стоун, нет. Скорее, как девочка. Она продолжает также улыбаться. Она сейчас даже спокойна, думает Роберто. Так-то лучше. Она потирает руки. Затем кладёт их себе на живот, спокойная и счастливая. Отлично. Никаких проблем. Теперь Роберто на самом деле расслабляется. Симона смотрит на него и улыбается. Я могу рассказать.

— Я гуляла с Ники.

Роберто изображает спокойствие, чтобы она говорила дальше.

— Хорошо, на секунду я подумал, что... — но он замолкает от взгляда своей жены, которая в своих мыслях уже путешествует кто знает по каким пляжам, — думал, что Ники не было в Риме, это странно, почему бы ей не быть здесь?

Симона вновь расслабляется. Роберто пытается вернуть всё, как было. Он берёт книгу, но не открывает её из вежливости. Это чтобы привлечь внимание к другому человеку и к тому, что он хочет сказать. Страница 30. Он хочет дать ей понять: что бы она ни собиралась ему сказать, он внимательно её выслушает. Спокойно. Никакая новость не может сильно смутить его. Он улыбается ей.

— Мы повеселились... и поговорили.

— Ага, — Роберто продолжает играть книгой, но это ожидание убивает его. Ему бы хотелось бросить эту книгу или ещё лучше – взять книгу о языке тела, которая так утомила его всей этой психологической ерундой, и разорвать в клочья. Однако он себя контролирует, заставляет себя терпеть. Симона, видя его спокойствие, рассказывает ему больше.

— Мы поговорили о ней, о её романе.

— Ясно, — пока что всё нормально, думает Роберто. Но что тогда случилось? Что могло произойти? Есть ещё что-то? Спокойствие, спокойствие. Оно так необходимо... — Симона, ты ведь сама сказала. Ты знаешь, как я прореагировал на то, что ты подняла эту тему.

— И ты сделал это отлично.

— Хотя мне кажется абсурдным, что кто-то приходил в наш дом, что ты говорила с ним, и этот кто-то не был агентом по вкладам, которого мы ждали. Но прежде всего мне кажется абсурдным то, что сейчас мы все ведём себя так, словно ничего не произошло, и стараемся не касаться этого вопроса.