Простить и поверить (СИ)

— Я вроде белену не клала в курицу, Корнилов, чтобы ты подобную ересь нести начал, — достаточно обидно проговорила она. — Или ты считаешь свиданием тот случай, когда Жнечков рассказал мне правду о твоем участии в шоу?

Наверное, Дима должен был испытывать благодарность Лене за то, что она не опустила его при сыне, упомянув о его истинной роли в ее унижении, но о Кирюхе он думал сейчас в последнюю очередь. Ленка врала ему в глаза, и от этого просто взрывался мозг.

— Пап! — предупреждающе позвал Кир, очевидно по отцовскому виду правильно оценив градус напряжения, и только это помогло немного этот градус понизить. Дима глубоко вдохнул, напоминая себе, что не имеет никакого права на отчет о Ленкиной личной жизни, потому резко выдохнул и мотнул головой.

— Ладно, извини, проехали!

Лена, однако, продолжала на него смотреть, понимая, что он не договорил, и каким-то необъяснимым образом чувствуя, как тяжело у него на душе. Она по привычке бросилась нападать, едва появилось какое-то обвинение в ее адрес, а надо было разобраться. Это же Димка. С ним все по-другому.

— Кажется, чай уже остыл, — проговорила она, поднимаясь из-за стола, и продолжила в ответ на недоуменные взгляды обоих Корниловых. — Дим, поможешь мне? А то я так и не подружилась с вашим чайником.

Кажется, Кирилл куда быстрее отца раскусил Ленкину хитрость, и тут же, достав телефон, принялся яростно его эксплуатировать. Дима встал со сжатыми зубами и первым прошагал на кухню.

— Вы его только не очень прессуйте, — шепнул еще Лене Кирилл. — Он все-таки после экзамена.

Лена усмехнулась, но кивнула. Потом тоже прошла на кухню, где Дима уже включил свой многострадальный чайник, и неслышно прикрыла за собой дверь. Оперлась на нее спиной и спросила в спину уже Корниловскую:

— Дим, объяснись, пожалуйста.

Его лопатки сдвинулись, словно он расправлял плечи и одновременно медлил, принимая решение. Потом все-таки обернулся и заговорил:

— Лен, слушай, я не полный идиот, хотя иногда и произвожу такое впечатление, — довольно жестко начал он. — И если я делал вид, что не слышал имя Жнеца в твоем кабинете, это не значит, что я вдобавок еще и глухой. Ты же к нему бегала каждый обед, пока мы не начали встречаться? Я не в претензии, Лен, просто не надо теперь делать вид, что мне приснилось. Не люблю этого!

Лена смотрела на него во все глаза. Димка говорил слишком сильно, чтобы допустить мысль, что он прикалывается. Но откуда он вообще взял подобные вещи? После того похода в пиццерию она о Жнечкове ни слухом ни духом. А на обеды бегала с Димкиным же сыном. Дима об этом не знал, конечно, но почему вдруг решил сделать Лениным спутником именно Жнечкова? Их с Кириллом роднило лишь имя…

— Корнилов! — только и выдохнула она, осененная догадкой. — Ты решил, что Кирилл, который меня в кафе приглашал, это…

Договорить не сумела: неконтролируемый приступ смеха атаковал с такой силой и неожиданностью, что она захлебнулась им, расхохотавшись в голос и не в силах больше ничего объяснять. Да, да, она, конечно, обижала этим Димку, может, даже оскорбляла: вон он как старательно доказывал, что не идиот и что не придумал ее интереса к Жнечкову, — но весь этот абсурд просто накатывал волнами, не давая Лене успокоиться, а Димка только все сильнее хмурился и сжимал руки в жесткие защитные кулаки.

— Я так смешон, Лен? — с каким-то звенящим разочарованием наконец поинтересовался он, и в следующую секунду Лену в спину ударила дверь, а в проеме показалась Кириллова голова.

— Да это я, папка, был! — с гремучей смесью жалости и сыновьей любви воскликнул он. — Это я с Еленой Владимировной в кафе ходил! Это со мной она в своем кабинете разговаривала! И по телефону мне звонила! Мы давно с ней начали общаться! Еще до того, как я узнал, что она твоя одноклассница!

Лена немного оторопела от жара этой исповеди, а у Димки, что называется, просто отпала челюсть. Черт его знает, что творилось там, в его голове, но вместо того, чтобы начать возмущаться, не верить или задавать уточняющие вопросы, он бахнул, глядя без отрыва на Лену, что-то совсем неожиданное:

— То есть все это время я тебя к собственному сыну ревновал?

Лена резко вздохнула. У Димки был такой голос, словно он не о ревности, а о любви своей говорил, и именно о любви Лена столь же серьезно его и спросила:

— А ты меня ревновал?