Простить и поверить (СИ)

Дима усмехнулся, но не стал ей мешать. С того дня, когда они в ее кабинете разобрали собственное прошлое, повода снова пообщаться не было. Ленка то ли стеснялась демонстрировать свое знакомство с собственным охранником, то ли просто считала, что все уже выяснила и оставила это самое прошлое там, где ему и полагалось быть. Дима был бы рад последовать ее примеру и видеть в Ленке Черемных исключительно своего работодателя, но проще, кажется, было изобрести машину времени, чем изменить свое отношение к Черемухе. Особенно после ее слез, ее ранимости и их случайных объятий, после которых у Димы еще долго было пусто в голове и только руки ощущали хрупкие Ленкины плечи, а щека — шелк ее волос. И даже ее именование Жнеца Кириллом не вытравляло ощущения какой-то первозданной радости в душе, хотя по первости Дима, конечно, психанул. Не ожидал, что Ленка так легко простит этого гада, и, кажется, сам испортил едва зарождающиеся новые отношения.

Впрочем, какие могут быть отношения у гендиректора с обслугой? Ленка теперь высоко летает, и если по доброте душевной пожалела…

Тьфу ты!

Ее прикосновение обожгло, и Дима с трудом удержался, чтобы не снять Ленину руку с собственной шеи. Давай, Корнилов, соберись, пока снова не обидел Черемуху! Сам знаешь, как это просто. И как станешь потом оправдываться за ее слезы?

— Спасибо, — старательно мягко поблагодарил он. — А то бы Кирюха замордовал. Он у меня знатный чистюля.

Лена улыбнулась и с сожалением убрала руку. Не думала, что к Димке будет по-прежнему приятно прикасаться. Но внутри против ее воли что-то замерло в ожидании, что он накроет ее пальцы своими, задержав, как всегда поступал в юности. И расстроилось, когда он этого не сделал.

— Ты его ждешь? — зачем-то спросила она, как будто не хотела уходить. Дима неопределенно повел плечами.

— Он до двух сегодня, — ответил он. — Так что если есть какие-то поручения, могу по старой дружбе выделить час для выполнения.

Лена посмотрела на него, ища подвох или насмешку, но глаза у Димки были непривычно серьезны, и именно они снова заставили ее сказать неуместную глупость:

— Прогуляешься со мной? А то голова совсем уже набекрень, надо подышать.

Удивление Дима скрыл. А отказать попросту не смог.

— В парк — или без разницы?

Лена пожала плечами и огляделась по сторонам, словно бы вспоминая, как далеко от сервиса парк. Солнце стояло в зените, а потому такое предложение показалось ей разумным.

— В парк, — решила она и снова улыбнулась. Почему-то смотреть на Димку без улыбки с недавних пор у нее перестало получаться.

Дима кивнул и, дождавшись первого Лениного шага, последовал за ней.

До парка надо было перейти две дороги, как назло выдавшие на перекрестках красный свет, потому что говорить неожиданно оказалось не о чем. В голове мелькали либо обрывки их с Ленкой короткого общего прошлого, либо не особо деликатные вопросы о Черемухиной жизни за то время, что они не виделись, либо вовсе мысли крайней степени непристойности, потому что равнодушно смотреть на стройные Ленкины бедра под обтягивающей юбкой мог только полный импотент, а Диме оставалось лишь воровато отводить глаза и возвращать себя на землю какой-нибудь плюхой.

— Ты совсем себе выходных не даешь? — наконец нашел он безопасную тему, вернувшись к тому, с чего начал. Лена повела плечами и поморщилась.

— Я, кажется, откусила слишком большой кусок, который не могу прожевать, — пожаловалась она и снова вздохнула. Было стыдно при всех Димкиных проблемах навешивать на него еще и собственные, но один раз она попыталась проигнорировать его замечание об усталости, а во второй — сдалась. Да и кому, на самом деле, рассказывать, как не Димке? Парню, который когда-то играючи разбирался со всеми ее незадачами. — Черема-прорва, помнишь?

Дима усмехнулся: он все помнил. Даже то, что давно пора было забыть.

— Поделишься?

Лена бросила на него быстрый взгляд, пытаясь понять, действительно ли ему интересно. Открыться хотелось все сильнее, и повода отказать себе в этой слабости она наконец не нашла.

— Только если ты не станешь спрашивать, зачем мне все это нужно, — все же поставила условие она, вспомнив, что и так обещала такое объяснение Корнилову-младшему. По секрету всему свету…

— Ты босс! — передернул плечами Дима, на берегу обозначая роли, но Лена только снова нахмурилась и в очередной раз вздохнула.

— Дим, ну мы же оба понимаем, что так сложились обстоятельства, — немного занудным, так похожим на Кирюхин, голосом заговорила она. — Тебе пришлось поднимать ребенка: без опыта, без образования, а после и вовсе…

Дима фыркнул, прерывая эту отвратительную для его самолюбия речь.

— Лен, вот давай только без этой сраной жалости!

Она хлопнула глазами, но заходившие Димкины желваки слишком ясно давали ответ на то, что он думает по поводу ее сочувствия и собственных неприятностей. Он и в юности считал жалость первейшим оскорблением. А сейчас, кажется, даже намека на нее не переносил.

Так, может, на самом деле пора перестать чувствовать себя такой виноватой?