PRосто быть богом: ВВП

Дятлов развернул перед ошеломлённым взором Лёвы плакат. Плакатный Вася — Царь со зверским выражением на лице потрясал гранатой. Всё это роскошество подкреплялось убийственным слоганом, набранным кроваво–красным курсивом: «Взорвём ситуацию в городе!»

Настоящий Вася — Царь тем временем тихо скрылся за дверью. Не иначе как за динамитом пошёл.

***

Понедельник — день тяжёлый. Погода сговорилась с набившей оскомину приметой, и дождь ушёл из города лишь к ближе вечеру. После зверской утренней планёрки, устроив разнос всем мэрским замам, перешедшим в её личное подчинение, Ольга провела три совещания и сделала последнее предупреждение начальнику водоканала. И всё же к вечернему приёму жителей она была свежа, как роза и добродушна, как сто тысяч ангелов. А как иначе? Сегодня приём был открытый, то есть на него были приглашены журналисты из телецентра и местных газет. Выборная кампания обязывала.

Приём прошёл удачно. Директорша детской школы искусств пригласила уважаемую Ольгу Ильиничну на выставку рисунка «Мой любимый город». Ольга обещалась быть и, не глядя в глазок телекамеры, сообщила о внеплановой финансовой поддержке школы «наших юных дарований». Директорша чуть не прослезилась. Получилось убедительно.

Обломилось счастье и пожилой уборщице, которая уже семь лет пыталась улучшить свои жилищные условия. Ольга подписала ордер на отдельную трёхкомнатную квартиру, который утром со слезами на глазах принёс по её требованию глава района.

Другие слоны были менее увесистыми. Разрешение на гараж — «ракушку» ветерану войны, сертификат на лечение в московской клинике подростку с пороком сердца. Ну, и чтобы журналисты не слиплись от умиления, пришлось вставить публичный пистон по поводу несанкционированного слива промышленных отходов директору мусорного завода. Она не любила этого лощёного красавчика с ранними залысинами за излишнюю самоуверенность и, особенно, за явную склонность к лицам одного с ним пола. Последний факт воспринимался Ольгой едва ли не как личное оскорбление. Поэтому, хотя сливали многие директора, большая часть пинков доставалась именно этому, пра–ативному.

Самым мучительным испытанием оказался фуршет, который устроили специально для журналистов в столовой администрации. Ольга раздавала улыбки и невнятные обещания о поддержке. На вопрос о выборах отвечать не стала, вроде как — поскромничала. Лишь пригубив шампанского, она внимательно следила, чтобы спиртного на столах было достаточно. Журналисты и, между прочим, журналистки, пили, как кони на водопое. И говорили, смеялись, спорили, будто делать им нечего!

Однако всему приходит конец. Даже спиртному на щедром фуршете.

По окончании встречи она не стала подниматься наверх, а направилась с гостями к выходу. Пока журналисты ковырялись возле стола охраны с пропусками, она для проформы кивнула не заметившему её охраннику–милицонеру и вышла на улицу, «забыв» сдать ключи от кабинета.

После дождя улица блестела, как старинное зеркало, листва казалась такой зелёной, какой бывала только в детстве. Огромное, тёмно–розовое солнце обещало на завтра прекрасный денёк.

Но до завтра ещё надо было дожить…

***

В номере Степанов переоделся во всё сухое. Хорошо, что не послушался жену и взял с собой запасные ботинки.

Пока он ужинал в гостиничном ресторане — рыбка под польским соусом, пюре и овощной салат — дождь, наконец, закончился. Вот и славно, давно бы так. Значит, можно будет заехать на рынок, вдруг объявилась свидетельница. А не объявилась, будем искать в Заречье, рассуждал Степанов, допивая чай.

Официантка принесла на блюдце миндальное пирожное и поставила на стол перед Степановым.

— Это что такое, Любовь Юрьевна? — поднял на неё глаза Степанов. — Я вроде не заказывал?

— А это, — кокетливо улыбнулась та, — комплимент от ресторана.

— Ну хорошо, спасибо… — кивнул он в ответ и на секунду задержал взгляд на руках официантки. Руки у неё были крупные, сильные. Такими впору подковы гнуть, а не пирожные на блюдечках подавать.

Комплимент оказался не самой первой свежести, но всё же вполне съедобным.

И ещё одна мысль подгрызала постоянно, не давала покоя. Даже когда разошедшийся Заусайлов радостно грузил его местными легендами, Степанов всё думал о схеме здания администрации. Что–то там не срасталось, но вот что? Впрочем, недурной ужин отогнал думу–заусеницу.

Степанов открыл тяжёлую дверь гостиницы. Чудесный волжский вечер распахнул ему свои объятья. Степанов улыбнулся и шагнул навстречу солнцу.

И — мать, мать и ещё раз мать! Нога в абсолютно сухом и почти новом ботинке провалилась в холодную и достаточно глубокую лужу. Нет, не лужу — в тот самый проём, в котором должна была находиться решётка. И решётка была там, точно — всего час назад, когда он возвращался. Степанов помнил наверняка, помнил даже тот всхлип, который эта …. (мать!) решётка издала, когда он наступил на неё! То есть среди белого дня… Пор–рядочки тут у них!