Никого они не найдут, — уверенно заключил Степанов. Если Жарский на самом деле сбежал, то он давно где–нибудь в Лондоне. На всякий случай надо направить запрос во все крупнейшие аукционные дома и, прежде всего, в «Сотбис». Может, эта тонкая ниточка куда–нибудь и приведёт.
На самом же деле Степанову совсем не хотелось уже обнаружить Жарского. Во всяком случае, живым и здоровым, хотя — если тот таки не утонул — это и было его прямой профессиональной обязанностью. И собственное настроение ему, ясное дело, совсем не нравилось.
А виновата в этом была исключительно Ольга. Источник того самого психического недомогания и призрачной надежды.
Тёща Николая Николаевича с самого утра была просто ангелом. Чуяла кошка, чьё мясо съела! А ты не иди против зятя!
Баррикады, понимаешь ли, брать собралась! Николай Николаевич высказал ей всё ещё там, на берегу, когда Виктор Сухов раздавал бесплатное пиво. Вот Сухов — человек! И ведь дело вовсе не в этом бесплатном пиве. Разве Николай Николаевич не может сам себя угостить, когда захочется? Да и друзьям не пожалеет.
Дело — в уважении к людям. Ведь ясно было, что Сухов просто хотел устроить людям праздник. Не то что Вася — Царь. Его сторонники — это прямо какая–то тоталитарная секта. Вон по телевизору всё время показывают, как они людей охмуряют. А те потом с ума сходят и всё своё несут своим божкам. Вот Вася — Царь — типичный такой божок. И там, у фонтана, он просто зомбировал жителей. Среди зомбированных оказалась и тёща. Кто бы сомневался!
Зато сейчас тёща, кажется, вполне пришла в себя. Нажарила блинов, чего давно не делала, и даже принесла из своей комнаты собственную банку клубничного варенья: ешь, зятёк, на здоровье.
За Васю — Царя тёща уже точно голосовать не собиралась. Правда, заново ещё не выбрала за кого будет: за Сухова или за Ольгу Жарскую. Но это, как надеялся Николай Николаевич, было уже делом времени. Со Светкой, женой, они ещё проведут последний и решительный этап воспитательной работы, и тёща проголосует как надо. За настоящего мужика.
Сухов и только Сухов наведёт в городе настоящий порядок, без глупостей и с уважением к рабочему классу. В чём именно будет выражаться это самое уважение, Николай Николаевич определить бы не смог, но всё равно испытывал законную и глубокую гордость. За то, что сделал правильный выбор.
Сегодня он был во вторую смену. И это тоже поднимало настроение. В его «десятке» что–то последнее время барахлило зажигание. Сосед по гаражу Серёга, электрослесарь с авиационного завода, обещал посмотреть. Вчера с вечера Николай Николаевич даже не стал загонять машину в гараж и занёс ключи от неё Серёге, жившему в пятиэтажке напротив. Тот каждое утро, ещё до первых петухов, любил повозиться со своей «ауди‑100», не слишком новой, но приведённой им в идеальное практически состояние.
Обмакнув остаток блина в вазочку с вареньем, Николай Николаевич неторопливо блин прожевал и, запив его чаем, поднялся из–за стола.
Возле дома, вдоль бордюра парковались безгаражные автовладельцы.
— Привет, Степаныч! — поприветствовал Николаич хозяина серого «форда». Но тот не ответил и даже не обернулся: он с остервенением оттирал от лобового стекла какие–то ошмётки.
Наверное, птицы опять своих дел наделали. А ты не ставь машину под деревьями, сколько раз тебе говорить! Ни пройти, ни проехать!
На лобовых стёклах машин, стоявших вдоль всего дома, белели полоски бумаги, подсунутые под дворники. Реклама, наверное, подумал Николай Николаевич и, насвистывая себе под нос, обогнул дом и свернул к гаражам.
На стене самого крайнего металлического гаража, выкрашенного свежей зелёной краской, наискосок змеилась ещё более свежая надпись, сделанная из красного пульверизатора:
— Это ты зря так, Витя! — себе под нос пробормотал Николай Николаевич. — Мужик ведь только вчера гараж выкрасил! И на хрена ему твои лозунги в таком месте? Плакат, что ли, лень было повесить?
При входе на дорожку между двумя рядами гаражей Николая Николаевича посетило и вовсе нехорошее предчувствие: корявым лозунгом Сухова были исписаны и многие другие стены и ворота — эта радость досталось хозяевам буквально через одного.