Просто Чехов

Это о ней, школе в селе Мелихово, Антон Павлович писал Суворину: “Предполагаются еще постройки в недалеком будущем, и если Вы ничего не будете иметь против, то из Вашего пожертвования я буду выдавать по сто рублей, и таким образом Вы окажете помощь не один, а пятнадцать раз.”

Большие хлопоты были связаны с организацией поездки московских артистов-любителей с благотворительным спектаклем в пользу Новоселок в Серпухов. Сколько это потребовало сил!

Чехов сел за стол и погрузился наконец в чтение корректурных листов. Работе мешал надоедливый кашель. Он встал, сгорбившись, пошел «плевать кровью» к умывальной раковине за ширму, которая стояла справа от входа в гостиничный номер. Приведя себя в порядок, возвратился к письменному столу и сидел за корректурой до глубокой ночи. Благо, никто не мешал.

Его утреннее настроение не было радужным, но умиротворенным, деловым, рабочим. Он еще до завтрака стал гасить московские долги.

Письмо барышни извлечено из-под груды корректурных полос, горой лежащих на подоконнике, и вот уже по листу плотной, высокосортной веленевой бумаги рассыпался бисер чеховского раздельно-слитного почерка: каждая буква на особинку, а в то же время «самостоятельные» буквы сбиты в слова, фразы, обороты речи.

«97.22/III. Большая Московская гостиница, № 5.

Милостивая государыня!

Приехав вчера в Москву, я получил от Вас письмо, в котором Вы выражаете желание прислать мне Ваши рукописи. Я рад служить Вам; рукописи я прочту с удовольствием и искренне выскажу мнение.

А. Чехов».

Таким собранным, волевым, красивым (так и хочется сказать, в расцвете сил, хотя это не секрет, что он буквально надрывался в зиму девяносто шестого – девяносто седьмого годов, и совершал, видимо, свыше ему назначенное из последних сил) Чехов был в канун легочного кризиса весны 1997 года.

Невольные размышления о «видной из себя», в понятии Семена Ильича, барышне напомнили ему о безусловно видной, красивой, статной молодой даме – Лидии Алексеевне Авиловой. С ней Чехова связывают давние писательские (он был для нее старшим товарищем в литературе, чем-то вроде наставника, «домашнего критика») и, можно сказать, приятельские, не более того, отношения. К огорчению Антона Павловича, в последнее время Авилова вознамерилась их приятельство, доверительность двух коллег-писателей перевести в ранг отношений ревнивых возлюбленных, что ли, с непременными обидами, недомолвками, выискиванием оскорбительных нот в корректных, деловых письмах Чехова. Последнее письмо Лидии Алексеевны его всерьез огорчило. Оно содержало обвинение в уклонении от условленных встреч и явные, недопустимые, вроде бы, по правилам хорошего тона претензии замужней женщины к ничем не обязанному ей неженатому мужчине.