Просто мы научились жить

– Я это сделала! – Тихо сказала сама себе Женька, но вопреки ожиданиям никакой радости она не ощутила. Напротив – теперь, в воде, затея показалась глупой и лишенной всякого смысла. Ну и что она теперь будет рассказывать детям? Как их мама стояла на коленях в воде в ста метрах от берега? Тоже мне, достижение.

Когда она уже почти решила встать и двигаться назад, правую ногу вдруг скрутила судорога. Женька ахнула и забарабанила руками по воде – больно было так, что слезы брызнули из глаз. Ногу как будто завернули в жгут и продолжали тянуть, ломая сухожилия и дробя кости.

Она попыталась разогнуть колено, но это вызвало только новую вспышку боли. Страх затуманил разум. Женька зарыдала, смешивая соленые слезы с пресной морской водой, и вдруг вторая вспышка боли – уже в левой ноге – заставила её закричать.

– Ааааа!!

Ноги больше не были ногами – вместо них внизу находились два мерзких сгустка боли – тяжелой и острой. Женька снова попыталась пошевелиться, и снова закричала. Тогда она передвинула корпус вперед в попытке выпрямиться над гладью воды и поплыть, но только наглоталась воды.

– Помогите, – прошептала она, и с ужасом поняла, что не может кричать.

Нет, голос был на месте, с языком ничего не случилось, и связки вполне слушались, но она всё равно не могла. Просто не могла. Допустить, чтобы кто-то, услышав её крик, пришел и увидел её в таком состоянии – нет, нет, это невозможно, так нельзя, ни в коем случае. Лучше она посидит в воде, пока ноги снова не начнут слушаться, и потихоньку поползет к берегу.

Время тянулось медленно. Женька до крови искусала губы от боли, которая то проходила, оставляя ноги бесчувственными кусками дерева, то накатывала с новой силой, впиваясь гвоздями и выжимая как мочалку. И – как будто одного этого было мало – Женька чувствовала, что замерзла. Не просто замерзла, как когда забываешь перчатки дома, и торопишься по улице, грея пальцы дыханием, а замерзла до полусмерти, жутко, до синюшной кожи, до стука в зубах и мороси на бедрах.

Самое ужасное было то, что она даже плакать не могла – то ли слезы не хотели литься от холода, то ли она просто их все выплакала, но боль, обида и отчаяние сидели внутри, никак не проливаясь наружу. Стучали в висках, давили на грудь, затрудняли дыхание. Оставалось только всхлипывать и подвывать синюшными губами.

Вспомнилась мама – очень захотелось, чтобы она оказалась жива, и пришла, вытащила из этого холода и мрака, укутала одеялкой и принесла горячего молока. Потом почему-то Лёка – именно сейчас не было сил читать мантру и представлять метелку, да и не хотелось – синие глаза, пусть даже только в воспоминании, почему-то успокаивали и становилось теплее. Женька вспомнила, как на первой неделе знакомства Лёка, не сумев договориться с вахтершей, залезла в двести тридцать четвертую через окно, и вперед неё в раме показался маленький плюшевый медведь – где она только взяла такого? Никто не видел этого, и не знал, что медведь Лёкин, а Женька каждую ночь с ним спала – сначала открыто, а потом, когда поссорились – тайком, уговаривая себя, что медведь – это медведь, и к Лёке он имеет мало отношения.

Сейчас бы в кровать, к этому медведю… Завернуться в теплое одеяло, согреться, уткнувшись носом в шерсть, и пить чай из одной кружки…

Женька закрыла глаза. Ей стало тепло, а по щекам, наконец, покатились теплые слезы. И в эту же секунду что-то тяжелое обхватило её за плечи и дернуло вверх.

– Аааааа!!!

Ноги пронзила невыносимая боль – всё, что было с ними раньше, показалось ерундой по сравнению с тысячами раскаленных ледяных железяк, впивающихся от икр до лодыжек. Колени так и остались согнутыми – сквозь пелену боли Женька видела их – синие, страшные, облепленные водорослями и покрытие красными полосками и точечками от песка. Воды Женька касалась теперь только попой – когда боль чуть-чуть отступила, стало даже смешно от ощущения брызг на собственных ягодицах. Берег неумолимо приближался. Когда до него оставалось всего несколько метров, Женька вдруг очнулась и подняла глаза. Она знала. Еще до того, как увидеть сердитых чертят, она знала, кому не было всё равно, кто неустанно следил за ней все эти летние дни, кто встревожился, потеряв из виду, отправился искать, и нашел. Наконец-то нашел, черт бы побрал всё на свете. Нашел.

И с этого момента она больше ничего не чувствовала – только ласковые ладони, разминающие её колени, отряхивающие песок, натягивающие одежду и вытирающие слезы. Только сильные руки, обхватившие её за талию и стиснувшие с недюжинной силой. И горячее дыхание на шее.

– Всё будет хорошо, мелкая, – ветерком ворохнуло где-то рядом, – я с тобой.