Просто секс и ничего личного

И всё же вечером, когда по давней устоявшейся привычке отец отправляется в кабинет, чтобы почитать на сон грядущий, я собираюсь духом и иду к нему.

— Пап, я знаешь ещё что хотела… — Растерянно замолкаю, подбирая слова, но отец вдруг сам откладывает книгу.

— Ну давай уже. Вижу, что весь день чем-то маешься.

Смотрит спокойно, с ожиданием, и я решаюсь:

— Помощь твоя нужна, пап, но не мне, а одному хорошему человеку. Он в беду попал и… — С каждым словом всё труднее. — У тебя же остались связи с Бинюжнинковым?

Отец сводит брови. На скулах прорезаются резкие тени, губы поджимаются в строгую линию. Снимает очки, слишком уж медленно и тщательно укладывает их в футляр. Наконец поднимает взгляд на меня.

— Бинюжиков. Ты даже фамилию точно не знаешь, но хочешь воспользоваться его властью. Не круто ли замахнулась? К таким людям не бегают за каждой ерундой.

— Но он же… ты же… — мямлю я, — ты же ему жизнь спас...

— Я это помню. И он, конечно, тоже. Но это, чтобы ты понимала, партия на один раз, Алиса. И я предпочёл бы сохранить свой ход на случай действительно безвыходной ситуации либо не использовать вовсе, чтобы после моей смерти этой преференцией могла воспользоваться ты. Но впрягаться за какого-то «хорошего человека», которого знать не знаю…

— Я его люблю! — выкрикиваю я, тут же смущаюсь, но отступать не намерена. — И я ручаюсь за него, пап! Разве этого мало?

Отец хмуро молчит. Ох, представляю, что он сейчас обо мне думает! И куда бы послал, если бы не боялся, что я действительно гордо вильну хвостом и пойду по указанному адресу… на следующие пару-тройку лет.

— И что же этот твой «хороший человек» натворил такого плохого, что нужно вмешательство аж самого генерал-полковника ФСБ?

— В том-то и дело, что ничего! Но его обвиняют в двойном предумышленном убийстве и шьют пятнашку строгача! — Я вхожу в раж, а отец кривится, то ли от неожиданных в моём исполнении словечек, то ли от самого факта происходящего. — А он не убивал! Он в ту ночь вообще со мной был, а закрыть его хотят, потому что бизнес отжимают! Ну ты же знаешь, как это бывает, пап!

Отец закрывает глаза, напряжённо трёт переносицу.

— Я понимаю твои чувства, Алиса. И даже готов поверить, что ты не находишься в дурмане слепой страсти, как когда-то твоя мама, а этот твой возлюбленный, несмотря на то что гулял с замужней, человек всё равно хороший и действительно невиновный… Но нет, Алиса. Исключено. Я в это дело не полезу.

— Ну пап! — вскакиваю я из кресла. — Ну пожалуйста!

— Нет. И даже не потому, что не гоже вмешиваться в чужие разборки, но и просто потому, что идти с таким туда, — указывает взглядом на потолок, — элементарно стыдно! Я Ерофеев, у меня исключительная репутация, и пусть я давно отошёл от публичной жизни, но цену своему имени знаю. И повторюсь: такими бонусами, как возможность обратиться к Бинюжикову, не разбрасываются, тем более ради какого-то…

— Я беременна от него!

Встречаемся взглядами. Мой уже давно до отказа наполнен слезами, вот-вот и плотину прорвёт. А отец смотрит спокойно и цепко, так, словно препарирует мне душу и заглядывает в самое нутро.

— Это правда? У тебя будет ребёнок?

Часто киваю, слёзы всё-таки срываются по щекам.

— Папуль, ну он правда очень хороший! Если бы ты его знал, ты бы сам убедился! Он бы точно тебе понравился, у вас так много общего, что я даже иногда словно видела в нём тебя! Ну помоги ему, пожалуйста, пап! Ради меня, ради внука! — Приём запрещённый, знаю, но все мои аргументы «люблю и беременна» уже исчерпаны.

Отец поднимается из кресла, долго мерит шагами комнату. Наконец решительно возвращается за стол и, притянув лист бумаги, щёлкает ручкой.

— Сделаем так: я сам решу стоит ли ему помогать и как именно. Имя?

Я мнусь. Понятно, что отец не стал бы обращаться к высоким людям по поводу абы кого, и проверки в любом случае было не избежать, но именно сейчас стало вдруг особенно волнительно.

— Пригожин Дмитрий Павлович, владелец крупной сети оружейных магазинов. Да ты, может, и сам знаешь его… — последние слова уже совсем тихо, почти прикусив губу, потому что надежды на то, что отец ушёл в затворничество настолько, что даже не в курсе за кем замужем дочь близкого приятеля практически нет.

И отец действительно «зависает» над бумагой.

— Та-а-ак… — Отбросив ручку, откидывается на спинку кресла. — Это что же, шутка такая, да?

Меня бросает в дрожь и стремительно разгорается лицо.

— Нет.

— Нет, значит. Угу… То есть, когда три года назад я пытался состроить тебе с этим Пригожиным партию, ты выразила своё категоричное фи, сбежала из дома, выскочила не пойми за кого замуж… А теперь — люблю его не могу, беременна, спасите-помогите? Это как понимать-то?

Отец злится, но мне до его гнева — как до той лампочки. Самой бы в себя прийти.

— В смысле, партию? С кем?

— Что значит, с кем? С Пригожиным твоим ненаглядным! Вот на этом же самом месте ты сидела, как сейчас, а я предлагал тебе солидную, крепкую партию с человеком серьёзных намерений. Совсем не помнишь или прикидываешься?