Просто вместе

— Нет.

Этот певец был ее любимчиком… Не верите? Да ведь он даже спел одну песню персонально для нее, так что…

Камилла записала концерт для Полетты, чтобы отблагодарить за уродливый свитер, который та связала для нее зимой: еще вчера они благоговейно внимали голосу певца, возвращаясь из садов Вилландри.

Камилла вела машину и видела в зеркале улыбку Полетты…

Когда выступал этот молодой верзила, ей тоже было двадцать.

Она ходила на его выступление в 52-м, тогда рядом с кинотеатром был мюзикл-холл.

— Ах, до чего же он был хорош… — вздыхала она… — До чего хорош…

Итак, надгробное слово и «Реквием» поручили монсеньору Монтану.

Когда ты утром собираешься в путь,Друзей с собою позвать не забудь.В пыли дорожной оставляет свой следВе-ло-си-пед!Фернан, Фирмен, Франсис, Себастьян,И каждый не знает, он трезв или пьян.Ведь влюблены были несколько летМы в красотку По-лет!

Когда она каталась со мной,Крылья вырастали у нас за спиной.И напевал нам веселый куплетВе-ло-си-пед!

А Филу даже не было в Париже… Отправился в свадебное путешествие… Франк стоял очень прямо, заложив руки за спину. Камилла плакала.

Простая песенка юных днейУшла надолго из жизни моей.Теперь я снова пою «ла-ла»,Ну и дела!Город и улицы прошлых лет,Мальчишки, маркизы, велосипед,Снова они мне уснуть не дают.Я их лю-блю!

Она улыбалась… уличные мальчишки, маркизы… Да это же про нас…

Мадам Кармино, всхлипывая, перебирала четки.

Сколько их было в этой псевдочасовне из искусственного мрамора?

Человек двенадцать?

За исключением англичан, одни старики…

Если быть совсем точным — старушки.

Печально качающие головами старые дамы.

Камилла уронила голову на плечо Франку, который все терзал и терзал свои пальцы.

Три маленькие нотки — веселый мотив —Сбежали от меня, звук с собой прихватив.Но я их в сердце сохраню своем,Исчезнет грусть, и мы споем!

Усатый господин сделал знак Франку.

Тот кивнул.

Дверца печи открылась, гроб поехал по полозьям, дверца закрылась и… Чпок…

Полетта дернулась в последний раз под музыку своего любимого шансонье.

…И ушла… шлеп… шлеп… под солнцем… И… ветром.

Люди обнимались. Старушки говорили Франку, как сильно они любили его бабушку. И он им улыбался. Улыбался, стиснув зубы, чтобы не зарыдать.

Все разошлись. Один из сотрудников передал Франку бумаги, другой вручил маленькую черную коробку.

Очень красивую. Даже роскошную.

Она блестела под светом люстры из искусственного хрусталя.

Рассыпалась снопом искр.

Ивонна пригласила их выпить по рюмочке.

— Спасибо, нет.

— Уверен?

— На все сто, — кивнул он, цепляясь за руку Камиллы.

И они остались на улице.

Совсем одни.

Вдвоем.

К ним подошла какая-то женщина лет пятидесяти.

И попросила их поехать к ней домой.

Они поехали за ней на машине.

Они бы за кем угодно сейчас поехали.

17

Она приготовила чай и вытащила из духовки пирог.

А потом представилась. Она была дочерью Жанны Лувель.

Франк понятия не имел, кто это такая.

— Ничего удивительного. Когда я поселилась здесь, вы давно уехали…

Она дала им спокойно выпить чаю.

Камилла покурила в саду. Руки у нее дрожали.

Когда она вернулась, хозяйка принесла большую коробку.

— Так-так, подождите. Сейчас я ее найду… Ага! Вот! Смотрите…

Это была совсем маленькая фотография на кремовом паспарту с чьим-то кокетливым росчерком в правом нижнем углу.

Две молодые женщины. Правая смеялась, глядя в объектив, левая — та, что в черной шляпе, — стояла, опустив глаза.

Обе были лысыми.

— Узнаете ее?

— Кого?

— Ну как же… Это ваша бабушка.

— Вот эта?

— Да. А рядом тетя Люсьенна… Старшая сестра моей матери…

Франк протянул снимок Камилле.

— Моя тетя была учительницей. Говорили, что красивее нее не было девушки в округе… А еще ее считали ужасной задавакой, эту малышку… Она была образованной и отклонила не одно предложение руки и сердца, несчастная скобка. 3 июля 1945 года Роланда Ф., портниха, заявила… Моя мать выучила текст этого протокола наизусть… Я видела, как она веселилась, смеялась, шутила, а однажды даже выпивала вместе с ними (с немецкими офицерами) на школьном дворе, полуголая, в одном купальнике.

Наступила тишина.

— Они ее обрили? — спросила наконец Камилла.