Погода улучшилась. Потеплело. В воздухе запахло веселым легкомыслием, something in di air. Люди носились по всему городу в поисках подарков, а Жози Б. перекрасилась. Замечательный цвет красного дерева выгодно оттенял оправу ее очков. Мамаду тоже купила себе изумительный парик. Однажды вечером, когда они распивали на лестничной клетке выигранную в споре бутылку игристого вина на четверых, она провела для них урок парикмахерского искусства.
— Сколько же ты сидишь в салоне, пока тебе выщипывают черепушку?
— Да недолго… Может, часа два или три… Все зависит от длины волос… Вот мою Сисси причесывали больше четырех часов…
— Больше четырех! И что она делала все это время? Сидела паинькой?
— Конечно, нет! Она ведет себя так же, как и мы: хохочет, ест, слушает наши истории… Мы ведь рассказываем много историй… гораздо больше вас…
— А ты, Карина? Что будешь делать на Новый год?
— Поправлюсь на два кило… А ты, Камилла?
— Похудею на те же два… Да нет, шучу…
— Ты празднуешь с семьей?
— Да, — соврала она.
— Ладно, девочки, надо закончить работу… — СуперЖози постучала по циферблату своих часов.
Возможно, это была чистая случайность, но фотографию жены и детей он со стола убрал. Парень весьма предусмотрителен… Она выбросила листок в корзину и начала пылесосить.
В квартире обстановка тоже слегка разрядилась. Франк больше не ночевал, а приходя поспать в перерыв, пулей несся в свою комнату. Он даже не стал распаковывать новую Sony.
Филибер никогда не заговаривал о том, что произошло между Камиллой и Франком в тот вечер, когда он отдавал дань уважения Наполеону в Доме Инвалидов. Ему были противопоказаны любые перемены. Его душевное равновесие держалось на честном слове, и Камилла только теперь начала понимать, что он совершил настоящий подвиг, придя за ней той ночью… Какое усилие должен был сделать этот парень… У нее не выходили из головы слова Филибера о таблетках…
Филибер объявил, что уезжает в отпуск и будет отсутствовать до середины января.
— Вы едете в замок?
— Да.
— Рады?
— Право, я буду счастлив увидеться с сестрами…
— Как их зовут?
— Анна, Мари, Катрин, Изабель, Альенор и Бланш.
— А брата?
— Луи.
— Сплошь имена королей и королев…
— О да…
— А вас почему не назвали в честь какого-нибудь монарха?
— Ну, я… Я всего лишь гадкий утенок…
— Не говорите так, Филибер… Знаете, я ничего не смыслю в историях аристократических семейств, и мне по большому счету плевать на частицы и приставки к фамилиям, я даже нахожу все это несколько смешным, чуть-чуть старомодным, но в одном я уверена: вы — принц. Самый настоящий принц.
— О… — он покраснел. — Всего лишь мелкопоместный провинциальный дворянчик, не более того…
— Ладно, пусть будет мелкопоместный, согласна… Думаете, мы сможем в будущем году перейти на «ты»?
— Узнаю мою маленькую суфражистку! Как же вы привержены революциям… Знаете, мне будет трудно говорить вам «ты»…
— А мне нет. Я бы очень хотела сказать вам: Филибер, благодарю тебя за все, что ты для меня сделал, потому что, хоть ты этого и не знаешь, в некотором смысле ты спас мне жизнь…
Он ничего не ответил, только в очередной раз потупил глаза.
Она встала рано, чтобы проводить его на вокзал. Он так нервничал, что ей пришлось отобрать у него билет и прокомпостировать его самой. Потом они пошли выпить шоколада, но он не притронулся к своей чашке. По мере того как приближался час отъезда, у него искажалось лицо, начался тик. Перед ней снова был несчастный тип из супермаркета. Жалкий неловкий дылда, который вынужден держать руки в карманах, чтобы не расцарапать лицо, поправляя очки.
Она положила руку ему на плечо.
— Все в порядке?
— Ддда… вы… вы… сле… дите за временем, ведь так?
— Тихо-тихо-тихо… — прошептала она. — Эй… Все хорошо… Все нормально…
Он попытался кивнуть.
— Вы так нервничаете из-за свидания с семьей?
— Нн… нет, — ответил он, утвердительно кивая.
— Думайте о своих сестричках…
Он улыбнулся.
— Кто ваша любимица?
— Са… самая младшая…
— Бланш?
— Да.
— Она красивая?
— Она… Она больше, чем красивая… Она… она добра ко мне…
Поцеловаться они были не способны, но на платформе Филибер взял ее за плечо и сказал:
— Ввы… вы позаботитесь о себе, ведь правда?
— Да.
— Вы… встретите праздники с семьей?
— Нет…
— Как? — Его лицо исказилось.
— У меня нет младшей сестры, чтобы вытерпеть всех остальных…
— А-а-а…
Уже в вагоне, через окно, он продолжал увещевать ее:
— Гла… главное — не позволяйте малышу Эскофье запутать вас!
— Ладно-ладно, — успокоила она его.
Он добавил что-то еще, но она не расслышала — в этот момент загрохотал громкоговоритель. На всякий случай она кивнула, и поезд тронулся с места.
Она решила вернуться пешком и, сама того не замечая, пошла в другую сторону — не налево, вниз по бульвару Монпарнас к Военной школе, а прямо, и оказалась на улице Ренн. Ее заманили гирлянды иллюминации, витрины магазинов, оживленная толпа…
Она уподобилась насекомому, летящему на свет и запах теплой человеческой крови.