Просто вместе

Камилла осторожно развернула «подношение» и сначала подумала, что это фартук. Сомнительный подарок ее соседа-хлыща. Она ошиблась. В пакете лежал шарф — очень длинный, очень редкий и неважнецки связанный: дырка, нитка, две петли, дырка, нитка… два метра огрехов… Может, так теперь носят? Цвета тоже были весьма… как бы это сказать… специфические…

К подарку прилагалась записка.

Почерк престарелой учительницы, буквы в завитушках написаны дрожащей рукой бледно-голубыми чернилами.

Мадемуазель,

Франк не сумел объяснить мне, какого цвета у вас глаза, поэтому я использовала все цвета. Желаю счастья в Новом году.

Полетта Лестафье

Камилла закусила губу. За исключением книги Кесслеров — а ее в расчет можно было не принимать, потому что она подразумевала «фигу в кармане», нечто вроде: «Да, есть люди, которые посвящают жизнь творчеству…», — это был ее единственный подарок.

Боже, до чего уродливый… И какой прекрасный…

Она встала на кровати во весь рост и набросила шарф на шею на манер боа, чтобы развлечь Маркиза.

Пу-пу-пи-ду-ба-да…

Кто такая Полетта? Его мама?

Она закончила книгу среди ночи.

Ладно. Еще одно Рождество миновало.

14

Снова все та же рутина: сон, метро, работа, дом. Франк больше не разговаривал с ней, и она старалась по возможности избегать его. По ночам он редко бывал дома.

Камилла решила немного размяться. Она отправилась навестить Боттичелли в Люксембургский дворец, зашла к Зао Ву-ки[29] в Зал для игры в мяч, но отказалась от мысли посетить Вюйара, увидев длинный хвост очереди. В конце концов, напротив «прописался» Гоген! Неразрешимая дилемма! Вюйар — это, конечно, прекрасно, но Гоген… Гигант! Вот она и стояла, как Буриданова ослица, между Понтаваном,[30] Маркизами[31] и площадью Вентимильи… Ужас какой…

Кончилось тем, что Камилла принялась рисовать людей в очереди, крышу Большого дворца и лестницы Малого. Внезапно к ней пристала какая-то японка: она размахивала банкнотами по пятьсот евро, умоляя купить для нее сумку в магазине Vuit-ton, и тряслась, как бесноватая, словно это был вопрос жизни и смерти. Камилла бессильно развела руками.

«Look… Look at me… I am too dirty…»[32] Она кивнула на свои говнодавы, слишком широкие джинсы, грубошерстный свитер и военную куртку, которую одолжил ей Филибер… «They won’t let me go in the shop…»[33] Девица скривилась, забрала деньги и пристала к кому-то стоявшему в той же очереди позади нее.

Неожиданно она свернула на авеню Монтень. Так, ради интереса.

Вид у охранников был весьма и весьма внушительный… Она терпеть не могла этот квартал, где за деньги можно было получить самое худшее, что существует в этом мире: дурной вкус, власть и высокомерную спесь. Проходя мимо витрины магазина Мало, она ускорила шаг — слишком много воспоминаний! — и вернулась по набережным.

На работе ничего интересного, если не считать того, что холод стал совсем невыносим.

Она возвращалась домой одна, ела одна, спала одна и слушала Вивальди, обхватив колени руками.

Карина задумала всем вместе встретить Новый год. Камилла идти не хотела, но для спокойствия уже внесла тридцать евро — и задний ход дать не могла.

— Нужно идти, — убеждала она себя.

— Не люблю я этого…

— Почему?

— Не знаю…

— Боишься?

— Да.

— Чего?

— Жир растрясти… И потом… Мне и одной хорошо, блуждаю по собственному внутреннему миру и как бы хожу куда-то…

— Смеешься? Там не разгуляешься — повернуться негде! А жирок твой прогорклый совсем…

Такого рода беседы с собственным бедным рассудком совершенно изматывали Камиллу…

Вернувшись вечером домой, она обнаружила Франка на лестничной клетке перед квартирой.

— Ключи забыл?

— …

— Ты давно здесь?

Он раздраженно помахал рукой перед своим закрытым ртом, напоминая, что говорить ему запрещено. Камилла пожала плечами — ведет себя как малолетний придурок.

Он отправился спать, не приняв душ, не выкурив сигарету и даже не попытавшись в очередной раз «достать» ее. Он выдохся.

На следующий день он вышел из комнаты только в половине одиннадцатого утра — не слышал звонка будильника. У него не было сил даже на ор и ругань. Камилла сидела на кухне. Он плюхнулся на стул напротив нее, налил себе литр кофе, но даже пить начал не сразу.

— Что с тобой?

— Устал.

— Ты что, вообще никогда не берешь отпуск?

— Возьму. В первых числах января… Буду переезжать…

Она посмотрела в окно.

— Будешь дома в три?

— Чтобы впустить тебя?

— Да.

— Да.

— Ты все время сидишь дома?

— Не всегда. Но сегодня никуда не выйду, раз у тебя нет ключей…

Он покачал головой, как зомби.

— Ладно, пойду, а то уволят…

Он подошел к раковине, чтобы сполоснуть чашку.

— Какой адрес у твоей матери?

Он замер у раковины.

— Зачем тебе?

— Чтобы поблагодарить…

— По… побл… — он аж поперхнулся. — За что поблагодарить?

— Ну… за шарф.

— Аааааа… Так его не мать связала, а бабуля! — с облегчением в голосе пояснил он. — Так только моя бабка умеет!

Камилла улыбалась.

— Эй, ты не обязана его носить!

— А мне он нравится…

— Я просто остолбенел, когда она мне его показала…