— О той самой! — расхохоталась Мамаду. — Я с другой не знакома. Хвала всем богам!
— Да ты же сама ее только что обложила по полной программе!
— Когда это я ее обкладывала? — взвилась Мамаду. — Я бы себе такого ни за что не позволила.
Камилла молча освобождала бумагорезку. Жизнь — тот еще фокусник, любит доставать кроликов из шляпы…
— Но ты все равно очень милая… Приходи как-нибудь вечером к нам домой — брат наколдует тебе сладкую жизнь, любовь и кучу детишек.
— Пфф…
— Что это за «пфф»? Разве ты не хочешь малышей?
— Нет.
— Не говори так, Камилла. Накличешь беду…
— Чего ее кликать — она уже здесь…
Негритянка бросила на нее негодующий взгляд.
— Тебе должно быть стыдно говорить такие вещи… У тебя есть работа, дом, две руки, две ноги, родная страна, возлюбленный…
— Чего?
— Ах! Ах! Ах! Она не понимает! Думаешь, я не видела тебя с Нурдином? — злорадно поинтересовалась Мамаду. — Не слышала, как ты нахваливаешь его жирного пса? Может, тебе кажется, что у меня и глаза заплыли жиром, а?
Камилла покраснела.
Чтобы доставить Мамаду удовольствие.
А Нурдин этим вечером был взвинчен до предела и туже, чем обычно, затянут в комбинезон поборника справедливости. Нурдин науськивал собаку и воображал себя инспектором Гарри…
— Что еще случилось? — поинтересовалась Мамаду. — Чем это твой теленок так недоволен?
— Не знаю, но что-то не так… Идите, девочки… Здесь может быть опасно…
Для полноты счастья Нурдину не хватало только автомата —
— Идите отсюда, кому сказал!
— Эй, успокойся, — ответила она, — не возбуждайся так…
— Дай мне делать мою работу, жирдяйка! Я ведь тебя не учу метлу держать!
Н-да… Гони природу в дверь…[41]
Камилла спустилась вместе с Мамаду в метро, дождалась, когда негритянка сядет в поезд, снова вышла на улицу, несколько раз обошла квартал и наконец отыскала его. Он сидел, прислонившись спиной к стеклу витрины, собака спала у него на коленях.
Он поднял глаза, но узнал ее не сразу.
— Это ты?
— Да.
— И еду ты приносила?
— Да.
— Ну спасибо…
— …
— Тот псих вооружен?
— Понятия не имею…
— Что ж, ладно… Пока…
— Если хочешь, покажу место, где можно переночевать…
— Пустующая квартира?
— Что-то в этом роде…
— Там кто-нибудь есть?
— Никого…
— Далеко?
— У Эйфелевой башни…
— Нет.
— Как хочешь…
Она не сделала и трех шагов, когда перед сгорающим от нетерпения Нурдином остановилась полицейская машина. Он догнал ее в самом начале бульвара.
— Что ты хочешь взамен?
— Ничего.
Метро исключается. Они дошли пешком до остановки вечернего автобуса.
— Иди первый, а собаку оставь мне… Тебя он с ней не пустит… Как зовут твоего пса?
— Барбес…[42]
— Там я его нашел…
Она взяла собаку на руки и лучезарно улыбнулась шоферу. Деваться тому было некуда.
Они устроились на заднем сиденье.
— Какой он породы?
— А разговаривать обязательно?
— Нет.
— Я повесила замок, но это для видимости… Вот, держи ключ. И не теряй, другого у меня нет…
Она толкнула дверь и спокойно добавила:
— В коробках остались кое-какие продукты… Рис, томатный соус, галеты… Там одеяла. Здесь батарея… Не включай на полную мощность, пробки вылетят… На лестничной клетке сортир — «очко». Как правило, он в твоем единоличном пользовании… Я говорю «как правило», потому что слышала шум напротив, но ни разу никого не видела… Так… Что еще? Ах да! Я когда-то жила с наркоманом и знаю, как все будет. Знаю, что однажды — может, даже завтра — ты исчезнешь и вынесешь все, что здесь имеется. Знаю, что попытаешься толкнуть украденное, чтобы заплатить за «улет». Радиатор, плитку, матрас, сахар, салфетки — все… Ладно… Я это знаю. Единственное, о чем я прошу, — веди себя тихо. Это не моя квартира… Не создавай мне трудностей… Если завтра я найду тебя здесь, то скажу консьержке, что сама тебя привела, чтобы избежать заморочек. Вот так.
— Кто это нарисовал? — спросил он, кивнув на изображение-обманку — огромное распахнутое окно с видом на Сену и сидящей на перилах балкона чайкой.
— Я…
— Ты здесь жила?
— Да.
Барбес, недоверчиво обнюхивавший углы, успокоился и свернулся калачиком на матрасе.
— Я пошла…
— Эй…
— Да?
— Почему?
— Потому что со мной произошло в точности то же самое… Я была на улице, и один человек привел меня сюда…
— Я надолго не останусь…
— Мне наплевать. Ничего не говори. В любом случае вы никогда не говорите правду…
— Я наблюдаюсь в Мармоттане…
— Конечно… Пока… Хороших снов…
Три дня спустя мадам Перейра торжественно выплыла из-за газовой занавески и окликнула ее в холле:
— Скажите-ка, мадемуазель…
Черт, недолго музыка играла. Да отвяжись ты… Вспомни рождественские пятьдесят евро…
— Добрый день.
— Да-да, здравствуйте, мадемуазель…
Лицо консьержки пылало праведным гневом.
— Тот поросенок, он ваш друг?
— Я не понимаю, о ком вы…
— Мотоциклист.
— А… Да. — Камилла облегченно вздохнула. — Какая-то проблема?
— Не одна — пять! Этот мальчик начинает меня раздражать! Нет, вы только подумайте! Идемте, я вам покажу!
Камилла потащилась за ней во двор.
— Ну?
— Я… Я ничего не вижу…
— Масляные пятна…
В сильную лупу на асфальте действительно можно было бы разглядеть пять черных капелек…