Простое начало. Как четыре закона физики формируют живой мир

За несколько лет до этого, в 2008 году, та же группа показала, что из стволовых клеток мыши можно вырастить клубки взаимосвязанных нейронов, напоминающие по структуре область коры мышиного мозга¹¹. В 2013 году венская лаборатория Юргена Кноблиха, входящая в состав Австрийской академии наук, вырастила «церебральные органоиды», воссоздающие несколько слоев головного мозга с функциональными нейронами и областями, которые напоминали зарождающиеся структуры вроде префронтальной коры, гиппокампа и других

¹². Хоть этим органоидам и было далеко до рабочего мозга, им сразу же нашлось применение. Команда Кноблиха пыталась выяснить природу микроцефалии – расстройства развития, приводящего к формированию слишком маленького мозга, – и в качестве основы для органоида использовала стволовые клетки человека с этим диагнозом. По сравнению с аналогами, выращенными из клеток здоровых людей, в этих органоидах один тип стволовых клеток претерпевал меньше делений, что выливалось в общий дефицит клеток. Хотя возможность обретения церебральными органоидами чувств или сознания весьма призрачна, ученые и философы уже прощупывают этическую компоненту таких исследований, включая критерии оценки и трактовки способностей нейронных ассоциаций¹³

.

Кишки, глаза, мозги… Полный список созданных органоидов гораздо длиннее и продолжает расти. Как отмечалось, органоиды служат великолепными инструментами, позволяющими использовать совершенно новые подходы в изучении индивидуального развития, болезней и лекарств, поскольку это подобия реальных органов, не заключенные в живых телах и способные строиться из человеческих клеток. Можно даже помечтать, что технологический прогресс однажды превратит органоиды в полноценные органы, готовые к пересадке человеческим реципиентам.

Органоиды не только приносят практическую пользу, но и дают нам восхитительный биофизический урок. Мы уже не раз упоминали о самосборке – как в молекулярном масштабе, когда белки самопроизвольно укладываются в уникальные формы, так и в организменном, когда по заложенным внутри них принципам строятся целые тела. Сейчас мы видим, можно сказать, модульную самосборку в средних масштабах, возможную благодаря тому, что компоненты разных органов содержат инструкции по собственной организации. Для наглядности можно представить, что не только автомобиль формируется из маленького зачатка, но и обломок двигателя вырастает в полноценный ревущий мотор, если омывается подходящим моторным маслом и закреплен подходящими деталями, а фрагмент водительского сиденья превращается в целое кресло при заботливой поддержке – иными словами, каждый компонент целого в какой-то степени самодостаточен. Природа эксплуатирует самосборку на всех уровнях организации, ступень за ступенью.

Мы помогаем самосборке органоидов, конструируя подходящий внеклеточный матрикс, но после этого пускаем дело на самотек. А что, если бы мы принимали более деятельное и целенаправленное участие в работе самих внеклеточных механизмов? Создание малых объектов, не предназначенных для биологического применения, стало одним из величайших триумфов человеческой цивилизации за последние полвека. Так, наши заводы поразительно быстро и надежно штампуют чипы, ведущие вычисления внутри мобильного телефона, с миллиардами транзисторов, втиснутых в несколько квадратных сантиметров. Наши микропроизводственные возможности гораздо шире набора электродеталей вроде диодов и транзисторов. Применяя пластмассы и гели, например, мы можем мастерить канальцы, стыковочные узлы, клапаны и насосы субмиллиметрового масштаба – как раз то, что нужно для доставки питательных веществ и сигналов группам клеток.

Сочетая микропроизводство с культивированием клеток, мы получаем «органы на чипе», разнообразие которых, как и в случае органоидов, поразительно быстро растет. Несколько из них появились на свет в лаборатории Дональда Ингбера в Институте биологической инженерии Висса при Гарвардском университете. В частности, в 2010 году там создали «легкое на чипе»¹⁴. В этой конструкции пористая, мягкая, тончайшая силиконовая мембрана разделяет две камеры, одна из которых наполнена воздухом, а другая – водным раствором, напоминающим кровь. Как мы увидим в главе 11, легкие по своей сути – это место соприкосновения воздуха и воды, где происходит газообмен. По одну сторону мембраны ученые вырастили клетки того типа, который выстилает воздушную сторону легочного интерфейса, а по другую – клетки выстилки кровеносных сосудов. Хитрость же была в том, что торцы мембраны упирались в тонкие стенки камер, приспособленных для закачки и откачки воздуха. Под давлением воздуха стенки сжимали мембрану с наросшими на ней слоями клеток, под вакуумом – растягивали (см. рисунок).