Простое начало. Как четыре закона физики формируют живой мир

Кажется, что, раз можно выбирать эмбрионы, не обладающие опасными признаками, то можно выбирать и эмбрионы, обладающие желательными. Но это не так. Симметрию нарушает сама природа случайности. В качестве примера снова возьмем рост, хотя та же логика применима и к цвету волос, интеллекту и любой другой характеристике с сильным наследственным компонентом, распределенным по множеству точек генома. Когорта из трех эмбрионов представляет три из несметного числа вариантов генетических перетасовок, которые могли произойти. Это три разных серии подбрасывания 10 тысяч монет, символизирующих примерно 10 тысяч генетических факторов определения роста. Возможно, в одной из серий у вас выпадет 10 тысяч решек – родится исключительный ребенок ростом на 30 сантиметров выше среднего, – но вероятность этого исчезающе мала. Гораздо более вероятно, что решек выпадет 4987, или 4672, или 5115. Мы действительно можем выбрать из трех эмбрионов тот, у которого будет больше генетических вариантов, располагающих к высокому росту (случай с 5115 решками в нашей монетной аналогии), но их эффект будет лишь частью скоординированного совокупного влияния 10 тысяч вариантов, да еще и сгладится негенетической изменчивостью. Проводить скрининг для выбраковки экстремального генома в маловероятном случае его появления – это совсем не то же самое, что надеяться выловить исключительный геном среди нескольких случайных.

К подобным выводам приходят и в более детальных исследованиях. В 2019 году группа Шая Харми из Еврейского университета в Иерусалиме опубликовала результаты своей работы, выявившей, что при современном состоянии технологий и баз данных отбор эмбрионов может дать преимущество в росте примерно в 2,5 сантиметра и преимущество в IQ где-то в 2,5 балла – иными словами, метод лишь «ограниченно полезен»¹⁷.

Последствия выбора

Возможность корректировать черты будущего ребенка одновременно восхищает и пугает, и неудивительно, что мысль о «дизайнерских детях» так будоражит общественность. Эмбриональный отбор сопряжен с глубокими этическими проблемами, исчерпывающее обсуждение которых вылилось бы в несколько книг. Моя задача состоит не в том, чтобы разобрать по косточкам всю повестку биоэтики, а в том, чтобы описать науку, которая должна обосновывать наши решения относительно уместности и способов применения тех или иных новых биотехнологий. И все же было бы большим упущением не обозначить хотя бы несколько проблемных моментов.

Идея об управлении формированием будущих людей имеет долгую и удручающую историю. Самым зловещим ее выражением стала нацистская философия геноцида, но этой идее нашлось применение и в формально свободных демократиях начала XX века. Например, в некоторых штатах США людей, признанных «слабоумными», подвергали принудительной стерилизации: в 1927 году решение Верховного суда легализовало эту процедуру на всей территории страны. К 1939 году в Штатах принудительно стерилизовали около 30 тысяч человек¹⁸. Подобные законы действовали и в нескольких других странах. Адепты евгеники были уверены, что такие действия идут на пользу обществу и способствуют благополучию человечества¹⁹

. Судья Верховного суда США Оливер Уэнделл Холмс писал: «Мы видели не раз, как стремление к общественному благу требовало от лучших наших граждан жертвовать собственной жизнью. Было бы странно, если бы оно не могло требовать меньших жертв от тех, кто и так подрывает силы государства и зачастую даже не воспринимает это как жертвы. <…> Принцип, на котором зиждется обязательная вакцинация, достаточно широк, чтобы охватить и вырезание фаллопиевых труб»[60]. Какие бы аргументы ни приводили сторонники принудительной стерилизации, на практике ее обычно применяли к беднякам и людям, так или иначе не вписывавшимся в принятые общественные рамки. Ничем не подкрепленные оценки моральных или интеллектуальных качеств служили удобным основанием для ущемления прав тех, кого считали недостойными. Нацисты же довели концепцию генетической выбраковки до инфернальной крайности. Оба исторических примера необходимо постоянно держать в уме при принятии сегодняшних решений – в силу их сходств и различий друг с другом и с новыми реалиями.