Примером этого является такой случай: Роджер, властитель Антиохии, написал моему дяде следующее: «Я направил одного из своих рыцарей в Иерусалим по важному делу. Прошу тебя, пошли своих всадников встретить его у Апамеи и проводить до Рафанийи». Мой дядя выехал сам и послал привести рыцаря к себе, и рыцарь, встретившись с ним, сказал ему: «Мой господин направил меня по делу, которое должно остаться в тайне, но я заметил, что ты человек умный, и расскажу тебе о нем». — «Откуда ты узнал, что я умный человек, когда ты не видел меня до этой минуты?» — спросил его дядя. «Я оттого узнал это, — ответил рыцарь, — что во всех областях, где я проходил, я видел разорение, а твоя область благоустроена. Я понял, что только твой ум и надзор содействовали её процветанию». После этого он рассказал ему, по какому делу ехал[326]
.Усаме кажутся очень странными феодальные порядки, установленные «франками». Его изумляет, как король Балдуин, передав сыну Боэмунда власть над Антиохией, тут же удалился из города и разбил лагерь в его окрестностях. Наш посол в Антиохии клялся, что он, то есть король Балдуин, покупал в этот же вечер на базаре корм для своих лошадей, хотя амбары Антиохии были наполнены собранным урожаем[327]
.Усаму удивляет положение и влияние рыцарей в сообществах «франков». Одни только рыцари пользуются у них преимуществом и высоким положением. У них как бы нет людей, кроме рыцарей. Они дают советы и выносят приговоры и решения[328]
. Вслед за этим он добавляет, что рыцарь у них — великое дело[329].Сам арабский фарис не разделяет подобного мнения. У франков, да покинет их Аллах, нет ни одного из достоинств, присущих людям, кроме храбрости[330]
. Ещё более категорично он высказывается в другом месте: Всякий, кто хорошо понимает дела франков, будет возвеличивать Аллаха и прославлять Его. Он увидит во франках только животных, обладающих достоинством доблести в сражениях и ничем больше, так же как и животные обладают доблестью и храбростью при нападении[331].Усама считает храбрость проявлением разума: Именно разум побуждает человека устремляться против мечей, копий и стрел из отвращения к действиям труса и бесславию[332]
.Усама сообщает, какая пропасть отделяла «рыцарей» от другой категории «франкского» войска, именуемых «сержантами». В тексте он называет их «серджентами», которые были простыми воинами, как правило, пехотинцами[333]
. Со ссылкой на Танкреда он говорит, что содержание одного рыцаря было равно содержанию ста сержантов[334]. Со слов пленного «франка», Усама передаёт, что содержание сержанта обходилось в два динара в месяц[335].Камал ад-Дин сообщает о приходе в Сирию многочисленной армии из франков, к появлению которой сельджукские правители отнеслись крайне несерьёзно[336]
. Он сообщает, что войско «франков», по подсчётам, составило триста двадцать тысяч человек, и они прибыли со стороны севера[337]. Войска «франков» причиняли вред, грабили и убивали всякого, кто появлялся, разрушали минбары[338]. При приближении «франков» армяне поднимают восстания и нападают на мусульман[339]. Даже арабы из войска Вассаб ибн Махмуда переписывались с франками и желали их [появления] в Сирии[340]. Только укрепление «франков» под Антиохией заставляет Камал ад-Дина призывать проклятия на их головы[341].В отличие от других арабских авторов, для Ибн ал-Асира эпоха крестовых походов начинается не с вторжения «франков» в Малую Азию или в Сирию с 1096 г., а с момента вторжения их в Андалусию в 1085 г. и завоевания Сицилии в 1091 г.[342]
. До Ибн ал-Асира подобную мысль высказывал Али ибн Тахир ас-Сулами (ум. 1107) в «Книге о священной войне» (Kitāb al-jihād), для которого норманнское завоевание Сицилии стало первым этапом движения, которое завершилось взятием Иерусалима[343].