Просвещенные

Один из этих странных цифровых каналов: в одном углу клип группы Eraserheads,поющей о безответной любви девушки из дорогого закрытого женского колледжа. На остальном экране мелькают сообщения, сменяя друг друга в реальном времени. Prettypinay89 пишет: «Privet supertuse! Udachki vsey grupe 17 Zhenskogo Fila Kolledzha na zavtrashnem examene». Gothgrrrrl3000 пишет: «Tut v deathmetal kto-nit' vrubaetsja? Greyhounds rock! Eraserheads suck!» AnAk_Ng_KidlAt пишет: «Есть тут кто-нить, кто меня слышит?»

Я выключаю телевизор.

* * *

— И вот еще, — сказал Криспин, — хочу рассказать вам кое-что напоследок. — Невидящим взором он уставился на пишущую машинку. — В моем возрасте самые незначительные воспоминания наполняются особым смыслом. Ничем не подкрепленные обиды, обыденные проявления доброты, случайные жесты — когда-нибудь вам обязательно захочется кому-нибудь об этом рассказать. Я был еще ребенком, но помню, как отца вдруг обуяла зависть. — (Я уже стоял в куртке, с рюкзаком на плечах, теребя в руках пачку его исходящей корреспонденции.) — Папа всегда ревностно посматривал на зоосад, который держал у себя в поместье мой дядя. И вот он решил сам завести зверя, только в нашем манильском доме. Он хотел произвести на мать впечатление, чтоб она не так часто уезжала от него в Баколод. — Я налил Криспину шерри. Он взглянул на меня и кивнул. — Отец, конечно, в животных не разбирался. Ему просто нравились звери. Он, наверное, думал нанять кого-нибудь. Как это обычно делается. Он хотел тигра и где-то его купил. Где — я не знаю — я был еще совсем мал. Помню, он держал его в клетке возле бассейна, рядом с беседкой, где мы обедали. На самом деле тигр оказался в Форбс-парке временно, по дороге в Свани. Точно уже не припомнить.

Криспин пригубил шерри. Он так и не переодел свой запачканный баронг. Рядом с ним на полу стояло два ящика с рукописями. Я облокотился о дверной косяк и посмотрел на часы. Это был День святого Валентина, и дома меня ждала Мэдисон на ужин. Утром она, к моему ужасу, сообщила, что нашла рецепт утки по-пекински из тофу, и мне еще предстояло где-то купить соевый соус без глютена. Наши отношения стали зависеть от того, насколько успешно я выполнял подобные поручения, — так порой казалось. Я снял шарф и расстегнул куртку.

— Так вот, для меня это был большой тигр. Огромный. Думаю, это был подросток — не так много места было между бассейном и беседкой. В воспоминаниях все кажется больше. Что подумали соседи, можно только предположить. Тигр в саду — экое чванство! И действительно. Только вот скотинка не жрала. Путешествие на самолете или грузовике, или чем там его перевозили, травмировало звериную психику. Жуткое зрелище. Я даже не уверен, он это был или она. И не знаю, что с ним стало потом. Он всегда лежал в самом тенистом углу клетки, размеры которой едва позволяли ему пройти два шага и развернуться.

Криспин взглянул на стопку рукописи, растущую рядом с пишущей машинкой:

— Однажды отец устроил завтрак на воздухе, чтобы мы восхитились тигром. Этот момент я хорошо помню. Нам совсем не хотелось там есть, потому что из клетки пахло мочой и мускусом. Но выбора у нас не было. И вот мы сидим, гоняем еду по тарелке. Мама читает роман в бумажной обложке. Отец был в приподнятом настроении, он взял несколько кусков бекона и подошел к клетке. Он хотел покормить его с руки, как настоящий мачо. Но несчастный зверь испугался и забился в угол. Папа разозлился и стал на него кричать. Никогда не забуду, как он проорал: «И это называется король джунглей?!»

Криспин от души засмеялся. Потом вздохнул:

— Да, сейчас это смешно. Но тогда мы с братом и сестрой были ужасно напуганы всей этой сценой. А потом нам стало грустно. Знаете, как бывает. Отец бросил бекон тигру прямо в морду. Под тигром обозначилась лужица мочи, это было похоже на утечку какого-то ядовитого вещества. Картина стоит у меня перед глазами, как будто все это было вчера. Тигр описался от страха. Отец стоит над ним и орет. Мама читает. Мы, дети, отводим глаза и разглядываем мух, которые кружат над дольками манго на тонком фарфоре.

Криспин поставил на место пепельницу и трубку, передвинул декантер левее и приставил к нему бокал из того же сервиза. Он неотрывно, но без всякого интереса смотрел за движениями своих рук.

— Помню, как спустя много лет я рассказал эту историю своей девушке, Жижи. Странно, но я не вспоминал об этом лет двадцать. В итоге я расплакался. Первый раз за взрослую жизнь. Жижи сказала, что моей родине нужна революция. А что еще могла сказать француженка? Я и сам далеко не сразу понял, что революция в нашей стране — это не только отцеубийство. Это еще и богоубийство. Сейчас я думаю, что искупление в нашем случае должно идти через великодушие. Так или иначе, я всегда хотел использовать образ этого тигра для рассказа или сцены в романе. Но есть воспоминания, которые лучше не ворошить. — Он вытащил лист из пишущей машинки, положил к рукописи, закрыл ящик и поставил поверх двух других. — Я помню, как свеж был мой взор после тех слез.