Протестантам о Православии

Вне Церкви и ее Духа Библия просто рассыпается и теряет (как показывает история протестантской «библейской критики» XIX века) свою сакральность: «Реформаторы из Церкви хотели унести Библию. При этом, однако, оказалось, что она оттуда не может быть унесена, ибо унесенная, она превращается по дороге просто в «книги», человеческий документ, «письмена», — писал прот. С. Булгаков [[497]]. Это понятно, потому что только признание того, что «историческая Церковь» IV–V веков была единодушна с апостолами, может внушить доверие к сделанному ею именно в эти века окончательному отбору новозаветных книг.

«Подобное познается подобным», — гласит древний и отнюдь не отмененный принцип познания (по крайней мере, духовного). Если протестанты утверждают, что с началом константиновской эпохи историческая Церковь утратила первоапостольские дары — то с помощью чего же смогла она отличить апостольские писания от апокрифов? Только святая Церковь могла узнать святую книгу. Только опыт глубокой веры и молитвенно–мистического познания Христа мог дать внутреннюю уверенность в Боговдохновенном характере книг.

Именно верный «духовный инстинкт Церкви» [[498]

] отобрал канон Писания. Протестанты (например, К. Барт), говорят, что Писания сами заставили Церковь признать себя. Их внутренняя убедительность была такова, что Церкви не оставалось ничего другого. Однако если предположить, что при определении канона Церковь руководствовалась не внутренним ощущением святости, а чисто доктринальными соображениями, если предположить, что не веяние Духа, уже знакомое ей по собственному опыту, опознавала она в Писаниях, а лишь удостоверяла с помощью апостольского авторитета свое вероучение — то и книги самих протестантов можно включить в состав Писания. Они ведь тоже правильно говорят о Христе! Не истинность, а святость почувствовала Церковь в канонических книгах. А ощущение святости — это уже не просто профессорское дело.

В общем, как сказал Ив Конгар, «мы попросим протестантов сделать выводы из того обстоятельства, что Откровение не носило частного и индивидуалистического характера, но оно было общественным и публичным, а также попросим принять всерьез обещание присутствия и вспомоществования Святого Духа, как оно было сделано Церкви» [[499]].

Естественно, что исторический нигилизм и отсутствие подлинно соборного измерения в жизни протестантских общин делает неизбежным их дробление — причем именно по вопросам библейской экзегетики. Сотни сект, настаивающих на чистоте своего «евангелизма», утверждают прямо противоположные вещи. Это феномен, известный во всех религиозных традициях мира: единство текста определяется исключительно единством традиции его толкования. А потому еще в древности св. Иларий Пиктавийский сказал, что «Писание не в словах, а в понимании» (scripturae enim non in legendo sunt, sed in intelligendo» — Константину Августу. 2,9).

Справедливости ради замечу, что есть протестантские авторы, которые не закрывают глаза на это обстоятельство: «Церковь собирала священные книги в одно собрание, которое получило название канон… Собрание книг в Новозаветный Канон было совершено первохристианской Церковью, и участники этого великого дела были руководимы Духом Святым. Канон Нового Завета был принят и утвержден Церковью на Лаодикийском Соборе в 363 г. и подтвержден соборами Иппонским 393 г. и Карфагенским 397 г.» [[500]

]. Однако даже признавая этот факт, протестантские богословы не делают из него вполне очевидного вывода. Если Церковь спустя многие годы и поколения после апостолов смогла сделать тот выбор, который и протестанты считают верным, если она смогла безошибочно опознать именно апостольские и Боговдохновенные тексты, это означает, что она сама не была лишена даров апостольского духа.

Так почему же, признавая благодатность этой Церкви II–IV столетий в одной области, протестанты отказывают Церкви мучеников в одаренности при решении других ключевых вопросов церковной и духовной жизни? Здесь вновь мы возвращаемся к вопросу о наследии Христа, о том, что Он оставил христианам. Ведь если Церковь не создается Писанием, если она сама созидает его, то откуда же берется она сама? Чем руководствуется и что воплощает в своем письменном свидетельстве о себе самой и своей Главе? Если не Писанием, значит… — Преданием[501].