Против часовой стрелки

как взнузданный конь. Только дерни за невидимые вожжи — ринется, понесется вскачь. Татьяна предложила опохмелиться. Что же? Можно. После стольких треволнений. А не сделает ли чего-нибудь плохого алкоголь с моим теперешним состоянием, не повредит процессу? — испугался Калачев. Но тут же успокоился, вчера ведь опрокинул четыре рюмки, и на руках у него в это время находились часы. Закусывая, опохмеляясь, они, Татьяна и Земнухов, толковали о своих редакционных делах. А Калачев сидел в бездумье.

— Как сомнамбула, — извиняюще улыбнулась в сторону мужа Татьяна, Тата, Татьяна Алексеевна.

Такое состояние бывает, когда смотришь на огонь или быстро текущую воду. Полная отключка. На лице распрямляются морщины, глаза свежеют.

— Свежо, свежо, — подтвердил какие-то земнуховс- кие слова Калачев, — я на помойку бегал, продрог насквозь, такой колотун зверский!

Фотограф засмеялся. Ему в тон — Татьяна. А Калачев опять отстал от них, и только для приличия скривил губы.

* * +

Калачев сидел под светло — зеленым абажуром и проверял ученические тетради. Проверял опять же автоматически, думая между тем о своем: «Чем он занимается? Чем занимается? Вот уже два месяца судьба тащит его вспять по времени, против течения. Неизвестно, сколько еще будет тащить его за собой часовая стрелка. Может, еще немного, еще чуть — чуть, и он исчезнет, превратится в эмбрион, в зародыш? А он — проверяет тетради! Хорошо, что скоро зимние каникулы. На них можно развернуться и осуществить задуманное. Плохо, что он не ведет дневника». На чистом листке Калачев поставил цифру «1». Вот бы что он записал под этой цифрой. Прежде всего, о самом процессе помолодения, о том, что происходит с ним. Разумеется, он — бодр, весел, порой даже излишне. Излишне, когда задумывается о своем будущем. Внешне? Тэк-

тэк: кожа стала эластичнее. Голова покрылась густыми волосами. Выросли новые зубы. Аппетит волчий. Ничего не болит. Если он простужался, то насморк, головная боль и прочие неприятности проходили минут через пять по внешнему времени. А он-то ведь живет по скоростному, внутреннему. Калачев вывел на листочке двойку. Написал рядом: «Взаимоотношения с женой». Разные отношения, большей частью — странные. Она поверила в омоложение посредством стрелок мефистофельских часов. Правда, пришлось молоть чепуху о солнечных ритмах и ритмах в механизме часов, совпадающих с токами его организма. На запястье располагаются, проходят по запястью главные вены и артерии. Чем ученее, чем начитаннее человек, тем он больше, кажется, способен поверить в подобную тарабарщину. Знакомый Калачева каменщик, мастер на все руки от скуки, не прочитал в жизни своей ни одной книжки, он ни во что не верит, как бы ни объяснял ему Калачев строение вселенной, как бы ни говорил о вращении Земли вокруг Солнца, не верит, даже злится, когда его потчуешь почерпнутыми из популярных книг знаниями.

Итак, Татьяна отнеслась к его метаморфозам многобоко. Ее, пожалуй что, начало удивлять то, что она живет с помолодевшим лет на пять — десять мужем. В Татьяне самой происходили превращения, правда, психологические. Вконец уверившись, что муж ее действительно обновился и что он ее не дурит, Татьяна спервоначалу отнеслась к Калачеву с опаской, даже прикасалась к нему осторожно, боясь расколотить, поломать, что-то изменить. Потом ей это понравилось. Татьяна радовалась: «Ты стал настолько хорошо есть, что в конце концов сделаешь меня кухонной пленницей. Жить ведь опять начал по новой, не валяешься с книжкой на диване, не ходишь с отсутствующим лицом по улицам. Ты — живешь!» Таня изменилась. Да, изменилась. Исчезла в ее характере желчность, с которой она судачила о своих коллегах, пропало много наносной шелухи, камней, тенет. Ведь человек не только физически стареет, то есть клетки его тела подтачиваются телесными шашелями, но и стиль его жизни, его психика зарастают пыреем и паутиной. Бывает, что, запутавшись в паутине, человек гибнет, абсолютно здоровый. А вот засосало, закрутило, запутало. Но вот чтобы и физически помолодеть? От этого жена категорически отказалась. А что мо- 7* жет быть проще? Застегивай ремешок часов поочередно. Она поносила, он поносил. Поэтапно молодеют. Татьяна отказалась наотрез: «Я суеверная, что-то в этом помолоде- нии не то…»

— А я не боюсь! — возразил ей Калачев.

— Ты — другое дело. Ты сам в это дело вляпался, теперь сам оттуда и выбирайся.

Она смутилась тогда: «А впрочем — это ведь очень хорошо. Это — возврат молодости. Я ведь сама старой никогда не была. Все вокруг вяли, седели, лысели. Тут поневоле станешь пессимистом, мизантропом. Я сама сейчас такая же, как и двадцать лет назад, так зачем же мне молодеть? И ты, я тебе скажу, дурака валяешь. Отцепи эту игрушечку и трахни ее молоточком посильнее, чтобы вдрызг».