Против энтропии (Статьи о литературе)

Следом появились "Английская поэзия в русских переводах" (1981), "Американская поэзия в русских переводах" (1983), "Английская поэзия в русских переводах. XX век" (1984, здесь уже была новинка -- обошлись без справок о поэтах-переводчиках!), "Испанская поэзия в русских переводах" (второе, исправленное издание -- 1984); "Золотое сечение. Австрийская поэзия Х1Х-ХХ веков в русских переводах" (1988), наконец, "Итальянская поэзия в русских переводах" (1992): лишь в предпоследней книге цензура уже почти не давила, в последней -- не давила вовсе. Вышло множество отдельных изданий по жанрам с параллельным текстом (английский сонет, английская и шотландская баллада и т. д.), ряд подобных же книг отдельных авторов, отражающих историю их переводов в России; по нескольку переводов одного и того же стихотворения часто печатали и "Литературные памятники". Вышло великое множество книг, возвративших на свет Божий невероятный пласт известных и неизвестных переводов, старых и новых; наконец, стали появляться диссертации на тему "Китс в русских переводах", "Рильке в русских переводах" и т. д. Примерно четверть века длилось увлекательное "открывание жанра", точней, поднятие материалов к его истории -- дабы затихнуть, когда иссякли дотации. Но слишком многое к тому времени уже стало ясно.

Что хорошая поэзия -- не обязательно "прогрессивная".

Что "прогрессивная" -- не синоним слова "просоветская".

Что "советская" -- не означает "русская после 1917 года".

Что наличие оригинала (слева ли, справа ли) лишь изредка что-то добавляет к переводу, а чаще демонстрирует его в обнаженном -- то есть вовсе не обязательно наилучшем -- виде.

Что дюжина переводов "Альбатроса", "Ворона", "Лебедя" или любой другой птицы -- никак не приближение к оригиналу, а лишь вариации на его тему, подтверждающие давно выведенный первым русским переводчиком Рильке Александром Биском закон: "Качество перевода определяется качеством допущенной в него отсебятины" (ибо то, что не отсебятина, -- то "оригинал", и в разных переводах будет повторяться).

Ну, а главное то, что перевод далеко не всегда можно отличить от оригинального творчества поэтов. Количество "только переводивших" поэтов, не писавших или не желавших печатать свои собственные стихи, в русской поэзии очень мало -- 5-6 % от общего числа тех, кто попал в "Строфы века -- 2". Зато поэты, прославившиеся (широко или нет -- в данном случае не особенно важно) оригинальным творчеством, охотно включали переводы в собственные поэтические сборники: к примеру, один из разделов книги "Чужое небо" Гумилев так и озаглавил -- "Из Теофиля Готье". Особенно это заметно в эмиграции, где цензура никак не давила, но Иван Елагин и Николай Моршен вставили в свои оригинальные сборники по одному переводу из Рильке, Александр Неймирок -перевод из Леконта де Лиля, Глеб Глинка -- перевод из Джеймса Стивенса, наконец, Бахыт Кенжеев -- единственный свой перевод из Дилана Томаса. Все это использовано как строительный материал при составлении "Строф века -2".

В отличие от "Строф века" Евгения Евтушенко (где мне довелось быть редактором, но хозяином книги, хранителем принципов оставался составитель) в "Строфах века -- 2" я не принял во внимание то, какова национальность поэта и какой язык для него -- родной. В этой антологии есть переводы Юргиса Балтрушайтиса -- и переводы из Юргиса Балтрушайтиса, с литовского. Есть переводы Николая Зерова -- и переводы из Миколы Зерова, с украинского. Есть переводы Геннадия Айги -- и есть переводы из Геннадия Ай-ги, с чувашского. Нет разве что автопереводов: Рильке некогда сознавался, что пытается разрабатывать одну и ту же тему по-немецки и по-французски, и каждый раз выходит разное. Ну, а если нет в "Строфах века -- 2" переводов с английского -- из Владимира Набокова или из Иосифа Бродского, так лишь потому, что не встретились достойные переводы.

Доведена до минимума "джамбулизированная" поэзия: не потому, что я не верю в казахскую или киргизскую поэзию, а именно потому, что прожил в Киргизии пять лет и знаю, что эта поэзия есть, и заслуживает она лучшей участи, чем та, которую уготовили ей советские издатели. Практически исключена народная поэзия, в особенности эпическая: для нее потребовалось бы еще два-три тома. Почти нет отрывков из больших поэм, хотя этот принцип соблюсти можно было не всегда: если Аркадий Штейнберг и без "Потерянного рая" остается самим собой, Борис Пастернак -- без "Фауста", Михаил Донской -- без "Книги благой любви", то оставить Михаила Лозинского вовсе без Данте -- означало бы существенно исказить картину жанра. В таких случаях, как правило, берется начало поэмы; первая песнь "Божественной комедии" в подборке Лозинского, первая глава "Свадьбы Эльки" в подборке Ходасевича. Есть и другие исключения, но мало, и читатель их сам заметит. К примеру, поэт-антропософ (и эмигрант к тому же) Н. Белоцветов перевел далеко не все миниатюры "Херувимского странника" Ангела Силезского, -- тем более правомерным показалось из его работы выбрать три десятка двустиший и тем ограничиться.