Против неба на земле

Удачлив в делах. Голос не возвышает. Слышит свои слова – не в пример иным. На посторонних не обидчив, того не стоит, а на близких тем более – жалко терять время. К нему липнут нищие, испрашивая подаяние, – Шпильман их притягивает; его безошибочно выбирают проходимцы, у которых в запасе тысяча способов выжимания жалости, но вот, но вдруг, на остановке перед светофором взглянул искоса истощенный мужчина, страждущий еды или наркотиков, обошел стороной Шпильмана за рулем, протянул ладонь к водителю по соседству. Что-то неладно с тобой, друг Шпильман: чем ты его оттолкнул, какие приметы проступили на лице, отчего не взывают к тебе обделенные?.. Это его обеспокоило.

Реки поворачивают вспять, и они никуда уже не впадают. Енотов отлавливают на мех, и им более не до сна. На меланхоликов запасены лекарства, психологи с психиатрами. Шпильмана выковыривают из детства, но он не поддается, упрямый и своевольный: «Обманываем любые ожидания. Всегда. Во всем. Сообразно с качествами души. Обманем и ваши, дайте только повод…»

Банковский работник предложил по случаю:

– Закройте деньги на десять лет, не менее. Выгодно и надежно.

– Где я и где мои десять лет? – сказал на это. – Имейте в виду, Шпильман, по-видимому, не вечен.

Но условия оказались заманчивы, проценты велики, и он согласился:

– Теперь у меня нет выхода. Только прожить этот срок.

– Хорошая мысль! – восхитился банковский работник. – Этим я буду соблазнять клиентов.

Так был подобран ключ к бессмертию.

3

Крохотный Шпиц, учитель математики в выпускных классах, сказал однажды:

– Дорога появится для того, кто на нее шагнет. Не дорога – тропка, по которой идти, непроезжая, непрохожая, и куда она заведет – неизвестно. Что же определит правильность выбранного пути? Кто знает?

Никто не знал.

– Всё, что повстречается на тропе, станет необходимым, всё случайное окажется неслучайным, всё необязательное – обязательным и поплывет в руки без видимого твоего участия. Не будет более пустой породы – верный признак того, что нашел жилу, которую тебе разрабатывать. Но берегись! Жила может закончиться так же внезапно, как началась; ты выбрал ее до конца и скребешь по камню. Распознай это вовремя, шагни на другую тропу, вновь непроезжую, вновь непрохожую, не уподобляйся тем, которые скребут и скребут, выдавая на-гора пустую породу, – люди внешней мудрости.

Оглядел класс и добавил совсем уж невозможное, как выругался или наколдовал на будущее:

– Дважды себя не перелицуешь…

Мудрый Шпиц, муж умозрений, томился алгеброй с геометрией, жаждая погрузиться в глубины познаний, а оттого был въедлив и настырен. Ходил по классу – руки за спину, изводил каверзными вопросами, к математике не относящимися, выводил учеников из темницы глупости: к чему тело, когда головы нет?

– Мелко! – кричал на их ответы и топал ботинком мальчикового размера. – Где изощренность умов? Восторг познавания? Выявление ранее недоступного? От дураков нет прохода!..

Назавтра приходил собранный, напружиненный перед броском, говорил, как вбивал в головы:

– В последние дни перед потопом. Явлены были. Прелести. Будущего мира. Зачем? С какой целью?

– Чтобы одумались, – отвечал лучший ученик. – Раскаялись во избежание наказания.

– Мелко! – ликовал Шпиц. – Не утонуть!.. Чего стоит раскаяние, оплаченное будущими прелестями?

– Чтобы сожалели о потерянном, – отвечал другой ученик. – За минуту до гибели.

– Мелко! Еще мельче!.. Всевышний не злорадствует, Ему незачем!

– Чтобы… – говорил шалопай Шпильман, и все готовились к очередной потехе. – Прелести явлены не им, а Ною, поощрением за старание. Другое объяснение: прелести явлены нам – предостеречь от будущих бедствий. Объяснение третье, опровергающее первые два: был ли вообще потоп?

– Возможно, он прав, – задумывался Шпиц. – Но мудрецы бы его не похвалили…

Крохотного Шпица раз в году призывали в армию, в охранную роту, и он выстаивал на посту с ружьем на вырост: солдат-гном, каска по уши. Служил старательно, с охотой, в свободные часы лежал на матраце – голые ступни просыхали на ветерке от тесноты башмаков, соседа по палатке изводил вопросами: «Способен ли ты понять, что на свете является наказанием, а что наградой?» Сосед бурчал в дрёме: «Дед, затихни…» Шпиц не затихал: «Иначе гостем пройдешь по жизни, захожим гостем», и невыспавшийся его сосед, замученный нескончаемой работой чужого ума, вопил ненавистно: «Дед, сбегал бы ты в атаку! Чтоб на раз кончили…»

Редкая, в колечках, борода. Редкие локоны вокруг лысого, в веснушках, темени. На прощальном вечере Шпиц сказал:

– Этому всё равно. Пусть делает, что захочет.

И Шпильмана выпустили в мир, не нацелив заранее на удачу.

Карась – рыбка малая, но сладость в уху добавляет. Неукротимый Шпиц, школьный заеда-истязатель, был чародеем, не иначе. Гном-математик из потайной пещеры раскидал по свету алмазы с волшебными гранями, что растопили снег искристыми брызгами и проложили множество путей-ответов, по которым блуждать до старости…

Шпильман говорит за едой:

– Открываю на кухне кран, и вместе с водой в кастрюлю выпадает рыбка. Вот такая, – показывает. – С палец.