Против неба на земле

Кабина втягивается на перрон, и они уже на вершине. Отделенные от мира пустыней. Огороженные провалами. На отвесной скале, которую не легко завоевать.

– Здесь, – сообщает экскурсовод, – десятки метров над уровнем океана. Выныриваем на время.

8

Любопытствующих ведут протоптанным маршрутом. Вороны вокруг, много ворон – без них не обойтись. Жадные, настырные, зажравшиеся остатками пищи, которую оставляют посетители. Взлетают тяжело и лениво, не поджимая лап, без охоты уступают путь, глядят, не отводя взора, прямо в глаза, словно намереваются их выклевать.

Слышны разъяснения:

– …северный дворец расположен на трех ярусах. От верхнего дворца до промежуточного сто ступеней, от промежуточного до нижнего шестьдесят пять…

Снизу, от подножия скалы, доносятся голоса, стуки, грохот. Там что-то городят, словно Юлий Флавиус Сильва вновь поднимает по тревоге Десятый легион, неодолимые его когорты, и по приказу прокуратора сооружают насыпь, громоздят на ней башню, обитую железом, устанавливают камнеметные баллисты с таранами, чтобы сотрясать стены для пробития бреши, забрасывать горящие факелы перед последним штурмом, а защитники крепости уже бросают жребий – кому кого умертвить, кому оставаться последним, чтобы лишить жизни самого себя…

– …сказал Эльазар бен Яир: «Пусть наши жены умрут неопозоренными, а наши дети не изведавшими рабства… Для смерти мы рождены и для смерти мы воспитали наших детей… Поспешим же к делу…»

Море внизу. За морем та сторона, где Моше застыл некогда в печали на горе Нево напротив Иерихона, где воды Иордана сводчато возносились ввысь, на триста верст к небесам. Оттуда задувает ветер, приносит с собой прерывистые запахи горьких вод. Самолет пролетает понизу над Соленым морем, гонится за ним орел, возмущенный вторжением неведомого соперника. Шпильмана оттесняют, то ли случайно, то ли намеренно; теперь возле нее сослуживец в кипе: нашептывает негромко, напористо – она не отвечает. Пробивается к Шпильману, говорит, не глядя:

– Сбежим?

– Сбежим, – отвечает он.

Уходят под общими внимательными взглядами к дальней окраине скалы, которую посещают лишь самые любознательные. Там тишина. Безлюдье. Птицы угольной расцветки подлетают без боязни, берут из рук хлеб и поедают не спеша. Слышен голос:

– Грузим детей своих, грузим внуков… Мне горестно, что оставляю их в таком мире. И стыдно.

Троюродный Шпильман – он тоже тут. Возвышается на остатках южной крепости, над крутым обрывом – не нырнуть в сутолоку. Замечает ли он слушателей, Стоящий поодаль? Волнуется – кто бы не взволновался, кричит в небо:

– Мы приходим. И мы проходим… Отчего не наступает конец беде?!..

Нет ответа. Нет даже эха. Затаились неподалеку цари с когортами наготове: Широй и Плеус, Дметрос и Геркуланус, Артемус, Ахтенус, Селекус и Армилус – головой над всеми.

Слезает со стены, подходит к ним:

– Обезьянка в красных штанишках увидела поломанный рельс. Что она должна сделать?

– Ничего, наверно, – отвечает Шпильман.

– Вы что! А паровоз? Паровоз-то едет.

– Тогда не знаю.

– Сдаетесь?

– Сдаюсь.

– Объясняю. Обезьянка должна снять штанишки и помахать ими. Машинист увидит красное и остановится.

– Это, наверно, большая обезьяна, – говорит Шпильман. – С большими красными штанами.

– Нет, обезьянка маленькая.

– Но паровоз-то большой… – Шпильман уже нервничает. – Огромный паровоз на огромной скорости. С него не заметишь красные штанишки.

– Нет, – отвечает категорически. – Обезьянка маленькая. Маленькая обезьянка в красных коротких штанишках.

Орел парит в вышине. Возможно, тот самый, что изгнал самолет из своих владений. Троюродный Шпильман глядит неотрывно, завистливо, словно предпочел бы час полета году ползучей жизни…

…это он, он выдумал когда-то обезьянку, которая махала штанишками возле поломанного рельса. Тот паровоз был далеко, а теперь уже на подходе, надвигается и грохочет; слепой машинист сурово глядит вперед, сумасшедший кочегар азартно подбрасывает уголь в топку, лопату за лопатой, крохотная обезьянка машет и машет выгоревшими на ветру, трепаными штанишками…

Они смотрят на него и молчат. Он смотрит на них:

– Приемник. Мой старый, безотказный радиоприемник. Кинулся со стола на пол, покончив с этими новостями. Приемники – они подвержены…

Они не улыбаются. Он не улыбается:

– Сбежали?

– Сбежали, – отвечает Шпильман.

– Не буду вам мешать.

И добавляет на отходе, недоступное их пониманию:

– «Как хорошо, что некого терять…»

9

Неровные ступени прорезаны в скале. Узкий спуск. Тишина. Блик солнечный через пролом под потолком. Эхо от голоса, если вскрикнуть. Когда-то здесь была вода, много воды для полива и утоления жажды – теперь сухо.

Звонит теща Белла:

– Шпильман, у меня трудности.

– Прости, Белла, я не один.

– Я тоже. Твой внук хочет быть кенгуру. Фиолетового цвета.

– Очень хорошо.

– И чтобы кенгуренок в кармане был фиолетовым.

– Еще лучше.

– Шпильман, где ты видел таких кенгуру? В каком магазине? Придется пошить на Пурим.

– Белла, что ты от меня хочешь?

– Купи материал. И получше.