Против нелюбви

Самое важное: эти элементы могут быть сущностями разного рода и порядка – то есть это не должны быть единицы одного – пусть глубокого – уровня: первоинтонации, или первобуквы, или первосмыслы или не знаю что. А вот как на картинах Клее – приравнены (причем именно в качестве элементов) стрелки, лица, рыбы, флажки, буквы, треугольники и пр. В данной системе они все равно элементарны.

Соответственно, в стих<отворен>ии это может быть интонация – картинка – архаичность или жаргонность или еще как-тость какого-то слова – что угодно может быть сутью данного места, центром данной точки. Последовательность этих точек задана оригиналом (или идеей стихотворения) и вот она уникальна.

Каждая точка в некотором смысле похожа на ситуацию в реальной жизни – входя в дом можно поздороваться десятью способами – главное, знать, что это момент для приветствия. Так и здесь: надо знать, что это за точка и тогда можно выбрать сто вариантов слов. Как естественнее сказать в этот момент (в этот момент стих<отворен>ия). Как каждый мог бы сказать на этом месте (= советское понимание подвига, скромного героя). Вопрос только в том, чтобы увидеть это место.

<…>

Слова естественны – но в принципе заменимы (в пастернаковском смысле «случайны») – в рамках заданной этим пунктом ситуации.

То есть стих<отворен>ие из ««лучших слов в лучшем порядке» превращается в «естественные фразы в неестественном порядке». Но порядке по-своему истинном –

п.ч. есть вера автору (которого переводишь), или себе (если собств<енное> стих<отворен>ие), что данный порядок точек не случаен. Если бы точка с точкой сцеплялись только словесно, то при замене слов серия бы распадалась.

Отсюда самое для меня важное: обнуление после каждого фрагмента, думать только о данной точке, а потом только о следующей — и не думать о целом – оно само о себе позаботится».

Внимательному читателю Дашевского легко оказаться тем параноиком, что впивается в печатный текст, чтобы извлечь оттуда послание, адресованное ему лично. Все, написанное им, теперь читается мною с жадностью, как обращенное именно ко мне, персонально и прямо. Я слишком хорошо понимаю, что его про меня относится к любому я, к любым глазам, остановившимся на его буквах – и что сказать «немногое правильное, которое уже есть у каждого и которое поэтому можно не придумывать и не искать», что служило бы отзывом на все пароли сразу, входило в задачи, которые он перед собой поставил и выполнил. Это не отменяет, а скорее усугубляет настоятельность послания и необходимость частных выводов.

Как в любой большой художественной практике, все, написанное Дашевским, составляет единство, каждая из частей которого описывает и отчасти объясняет все остальные. Заметки о собственных стихах и их устройстве, датированные 1998 годом, продолжают быть рабочими/ работающими в системе, заданной текстами 2010-12 годов, – меняются разве что точки отталкивания.