И обратил туда глаза свои. И в самом деле, стена келии исчезла, и я увидел на расстоянии около пятидесяти саженей человека черного, похожего на цыгана, среднего роста, голого, кругленького, волосы на голове имеющего короткие. Он приближался ко мне медленно, и чем ближе он подходил ко мне, тем более лицо его багровело или краснело. Я смотрел на него пристально, но спокойно, без малейшего страха. Когда он приблизился ко мне так, как на три или четыре сажени, тогда лицо у него сделалось очень красно-огненным, что заставило меня более не допускать его до себя, и я с полным спокойствием оградил себя крестным знамением, произнесши слова: «Силою Честнаго и Животворящего Креста Господня». За этим бес исчез мгновенно, и всё в келии приняло свой вид. Я хотя и очень удивился этому видению, впрочем, лег на кровать и спокойно заснул до утрени.
Поутру я рассказал моим друзьям о случившемся мне видении, и они подивились этому. Один из них сказал, что видению сему должна быть какая-либо причина, ибо без причины не бывает действия. Я начал искать в себе причины, и хотя не скоро, но благодать Божия помогла мне найти ее. Вот в чем нашлась причина.
Когда я был лет двенадцати, то читал Четии-Минеи, то есть жития святых, и когда прочитывал жития преподобных, в которых писано о разнообразных явлениях бесов и о бессилии их пред знамением честного креста, я всегда дивился этому и нередко задавал себе вопрос: отчего такие гордые и сильные существа, то есть князи греховного мира, так много боятся святого креста, что от одного его знамения мгновенно исчезают? Такое невежественное мое сомнение в силе честного креста и было во мне до этого случая, коим благодать Божия благоволила уверить меня на опыте во всесилии Честнаго и Животворящего Креста Господня[2]
.***
О силе креста, крестного знамения отец Иероним не раз пишет в своих «Келейных записках»[3]
. В «Повести об иеромонахе Августине, пострадавшем за несохранение епитимии» показано, что даже маленький нательный крестик, который должны носить на себе все православные христиане, ограждает от действия духов злобы.Иеромонах Августин был из Вологодской губернии, из духовного звания. В мире был он священник и вскоре овдовел. Оставив мир, он поступил в Сергиеву лавру и принял монашество. Потом он прибыл на Афон, был принят в нашу обитель на жительство, и после исповеди ему дана была духовником епитимия – некоторое время не пить вина, – что он и исполнял строго. Но враг ухитрился попущением Божиим сделать ему в этом деле препятствие и искусил его таким образом.
Однажды он пришел к духовнику и говорит ему: «Отче, что-то мне стало скучно. Я узнал, что наше судно отправляется на Крумицу[4]
, благослови мне поехать туда для прогулки». Духовник на это ответил ему: «Тебе нельзя ехать туда, потому что ты имеешь епитимию, а на прогулке ты не сможешь сохранить ее». Но он стал упрашивать и уверять духовника, что он и на прогулке сохранит свою епитимию и вовсе не будет пить вина. Духовник, напротив, убеждал его, говоря, что это есть искушение от врага и что лучше не ездить, а то как бы не случилось какое-либо искушение, что после и поправить трудно будет. Но он настоял на своем, и духовник принужден был дать ему позволение ехать туда.Дорогою, когда он с отцами обедал вместе, по обычаю стали пить вино и ему предложили выпить. А он или не вспомнил о епитимии или постыдился отцов – стал пить вино наравне с ними и выпил довольно. К вечеру судно пристало к берегу, к Крумице. Братия суетились, выходили на берег, а он, опершись на борт, смотрел в воду, и в это время помысел говорил ему: «Прыгни в воду, покупайся или нырни ко дну». А другой помысел говорил: «Утопись лучше». Он, испугавшись таких мыслей, поспешил выйти на берег. Тут ему другие предложили покупаться, он согласился и пошел с ними купаться[5]
, зашел в глубину и начал утопать. С корабля отцы, увидав, что он утопает, поспешили к нему на помощь и вытащили его на берег уже захлебнувшимся водою и без чувств. Долго откачивали его, потом стало рвать его водою, и начал он приходить в чувство. В это время в нем проявилось беснование, бес говорил в нем, что он уже двадцать пять лет владеет им, что он ему принадлежит. Потом отцы связали его, отнесли в келию и затворили, а сами пошли ужинать. Не прошло и четверти часа, смотрят – он, развязавшись, бежит рысью к морю топиться. Братия догнали его и воротили, опять связали и уже караулили его всю ночь. В это время он всё бранил духовника.