Противостояние

Вместе с событиями русско-турецкой войны (1877–1878 гг.), атаками укреплений франко-прусской войны (1870–1871 гг.), атаками укреплений Дюппеля,[17] оборона Севастополя, едва успев начаться, уже становилась первым примером целесообразной самостоятельной обороны. Именно так она подавалась в курсе крепостной войны военной академии Пруссии.^{714}

Существует мнение, что Тотлебен, разрабатывая систему фортификации Севастополя, руководствовался принципами Теляковского. Рекомендую не забивать голову подобной ерундой. Тотлебен в эти дни и в последующие месяцы действовал чаще всего не по какой-то до него, и не им разработанной системе, а, скорее всего, вопреки. Да и вообще, знаете ли, когда враг у ворот, гениальность не в мышлении в тишине кабинета, а в четкости, скорости и безошибочности действий. Иногда судьбу сражения может решить коряво отрытый окоп, но вовремя и в нужном месте. Так оно и было под Севастополем, притом не только в начале, но и все время его обороны.

Тотлебен принял самое рациональное решение, единственно возможное в данной ситуации. Оставляя на прежнем уровне сильные позиции, укрепить слабые. В исходных у него были три минуса: недостаток времени, нехватка инструмента и почти отсутствие заранее обустроенных защитных сооружений, приспособленных для обороны крепости со стороны суши.

Но были и существенные плюсы: рельеф, огромные запасы и самое главное большое количество артиллерии вместе с людьми, которых можно было использовать как прислугу.

Одним из гениальных, без преувеличения, решений стало не вписывание естественного рельефа в систему укреплений, а вписывание системы укреплений в уже имевшийся естественный рельеф. То есть то, что в иных условиях нужно было разрабатывать кирками, ломами и лопатами, за рабочих делала сама природа. Кроме того, понимая, что крымский грунт сам по себе уже не приспособлен к разработке, позиции вписали в его геологию. Делалось это очень просто. Если раньше намеченная позиция строго трассировалась и, не принимая во внимание категорию грунта, возводилась исключительно по плану, то здесь все было наоборот. Снимался верхний слой мягкого грунта, и определялись те места, которые можно было разрабатывать с наименьшими усилиями. По ним и проходили траншей, в них и устраивались батареи.^{715}

Второй правильный ход, сделанный Тотлебеном, был в точной последовательности строительства укреплений. Так как работы велись в постоянном ожидании штурма, то каждая позиция сначала готовилась к защите от огня стрелкового оружия, потом полевой артиллерии и только потом получала профиль, защищающий от огня осадной артиллерии. Орудия ставились на позиции при первой возможности.^{716}

Тотлебен применил простой и надежный способ построения обороны. Еще со времен Наполеона I Бонапарта аксиомой военного искусства было то, что, по его же словам, «крепости побеждаются артиллерией, а пехота только помогает ей».^{717} Соответственно со всей очевидностью стало ясно, что именно артиллерия союзников станет тем тараном, которые должен будет пробить брешь в обороне Севастопольской крепости.

По решению Тотлебена ни одна из вновь возводимых неприятельских батарей не могла остаться без воздействия со стороны крепости. Именно так: против батареи — батарея, но на более выгодной позиции, против окопа — окоп, но с более удобным сектором огня. Нужно — окапываем их, укрепляем, получая линию фортов. Нужно — ломаем линию и смело выносим силы вперед, вправо, влево, создаем то, что теперь именуют промежуточные позиции, нужно — выбиваем неприятеля с того, что он уже создал.^{718}

Теория заслуженно приписывает Тотлебену первенство в отказе от сплошной оборонительной линии, а деление на самостоятельные («…все внимание должно быть обращено на доставление фортам сильнейшей самостоятельной обороны»^{719}

), взаимодействующие, взаимосообщающиеся очаги обороны: «…Причиной этому было то обстоятельство, что Севастополь, как крепость, отличался слабыми преградами, но в то же время имел огромные артиллерийские запасы, поэтому у обороны весь центр тяжести борьбы перешел на артиллерию, чего не бывало в предшествовавших осадах крепостей, где крепостные верки обычно имели сильные долговременные преграды, но зато ограниченное по числу и снабжению вооружение».^{720}

Тотлебен не стал концентрировать артиллерию на и без того сильных позициях. Он усилил в первую очередь слабые места, которые не успевал оборудовать в инженерном отношении. Таким образом, орудия компенсировали недостаток шанцевого инструмента: «На этих слабых куртинах …Тотлебен развернул главные артиллерийские позиции обороны; это было первым толчком к идее “выноса крепостной артиллерии из фортов на промежутки”, идее, которой воспользовались затем и иностранные государства, и которая стала основной в обороне крепости».^{721}