Водитель вновь нажал на тормоз, и «понтиак» наконец-то остановился посреди жаркого пустынного дня. Водитель шумно, со всхлипом, вдохнул и разразился приступом кашля. Он начал злиться. Включил заднюю передачу, и «понтиак» покатился к «форду» и двум стоявшим за ним мужчинам.
– Послушай! – нервно бросил фотограф, толстяк, который в последний раз дрался в девятом классе. – Послушай, может, нам лучше…
Его бросило вперед, потому что репортер вдавил педаль газа в пол, вновь заставив «понтиак» скрипнуть покрышками, резким движением руки перевел рукоятку переключения скоростей на «парковку», вылез из кабины и зашагал к «форду», сжав руки в кулаки.
– Ладно, сучьи дети! – закричал он. – Вы нас чуть, нах, не угробили, и я хочу…
Он служил в армии четыре года. Добровольцем. Ему как раз хватило времени на то, чтобы определить тип автоматических винтовок – «М3А», – которые они подняли из-за «форда». Ошеломленный, он застыл под палящим техасским солнцем и обмочил штаны.
Начал кричать и мысленно повернулся, чтобы бежать к «бонневиллу», но ноги не сдвинулись с места. Мужчины открыли огонь, и пули вспороли репортеру грудь и пах. Когда он падал на колени, молча протягивая руки, словно прося пощады, следующая пуля попала ему в лоб, на дюйм выше левого глаза, и снесла полголовы.
Фотограф, перегнувшийся через спинку сиденья, не мог понять, что произошло, пока двое молодых людей не переступили через тело репортера и не направились к нему с винтовками на изготовку.
Он сдвинулся на водительское сиденье, в углах его рта пузырилась теплая слюна. Ключ торчал из замка зажигания. Фотограф завел двигатель и тронул автомобиль с места, прежде чем они начали стрелять. Он почувствовал, как «бонневилл» бросило вправо, словно какой-то великан пнул заднее левое колесо. Руль начал вырываться из рук. Автомобиль подпрыгивал на спущенном колесе, и фотографа подбрасывало вверх-вниз. Мгновением позже от «пинка великана» досталось второму заднему колесу. Удерживать руль стало еще труднее. Из асфальта летели искры. Фотограф выл. Задние покрышки «понтиака» превратились в черные лохмотья, шлепающие по асфальту. Молодые люди побежали к «форду», номер которого значился в списках транспортного управления Пентагона, и, развернув машину, ринулись за «понтиаком». Капот подпрыгнул вверх, когда «форд», вернувшись с обочины на проезжую часть, переваливался через тело репортера. Сержант, сидевший рядом с водителем, от неожиданности чихнул, брызнув слюной на ветровое стекло.
«Понтиак» на двух спущенных задних колесах полз со скоростью поливальной машины. Вцепившийся в руль толстяк-фотограф плакал, видя в зеркале заднего обзора, как черный «форд» с каждым мгновением увеличивается в размерах. Он до предела утопил в пол педаль газа, но «понтиак» с пробитыми шинами не разгонялся больше сорока и его мотало по всей дороге. На радио Ларри Андервуда сменила Мадонна, заверявшая всех, что она материалистка.
«Форд» обогнул «понтиак», и на мгновение у фотографа вспыхнула надежда, что он помчится дальше и исчезнет за горизонтом, оставив его в покое.
Но «форд» приблизился, и мотающийся из стороны в сторону передний бампер «понтиака» ткнулся в его крыло. Послышался скрежет раздираемого металла. Фотографа бросило вперед, он ударился лицом о руль, из его носа хлынула кровь.
В ужасе, то и дело оборачиваясь, он заскользил по теплому, словно смазанному жиром пластику сиденья и выбрался из салона через пассажирскую дверь. Побежал с обочины вниз по откосу. Вдоль шоссе тянулось ограждение из колючей проволоки, и он прыгнул через него, ощущая себя дирижаблем.
Он упал на другой стороне, зацепившись ногой за колючки. Крича в небо, пытался освободить брючину и жирную белую плоть, когда двое молодых людей спустились с обочины с винтовками в руках.
«За что?» – хотел спросить он у них, но из горла вырвался лишь тихий и беспомощный клекот, а потом его мозги вылетели через затылок.
В тот день газеты не написали ни о болезни, ни о каких-либо других происшествиях в Сайп-Спрингсе, штат Техас.
Глава 18
Не успел Ник открыть дверь, отделявшую кабинет шерифа Бейкера от тюремных камер, как на него посыпался град угроз и насмешек. Винсент Хоган и Билли Уорнер сидели в двух тесных, как банки для сардин, камерах слева, Майк Чайлдресс занимал одну из двух справа. Еще одна камера пустовала, потому что Рэю Буту, парню с пурпурным перстнем студенческого братства Университета Луизианы, удалось сбежать.
– Эй, чурбан! – позвал Чайлдресс. – Эй ты, гребаный чурбан! Что с тобой будет, когда мы выйдем отсюда? А? Ты подумал об этом?
– Я лично отрежу тебе яйца и буду засовывать в глотку, пока ты не задохнешься, – пообещал Билли Уорнер. – Ты меня понимаешь?