Противостояние

— Разведка, вы, что ли там? — приглушенным шепотом спросили из окопа.

— Нет, Гитлер к тебе с пряниками пожаловал! — выругался Серегин.

Лена слушала эту перепалку и смотрела в темное небо. Звездочки подмигивали ей и было так спокойно, словно она возвратилась в безмятежное детство, в те дни, когда еще только собиралась ехать в Брест…

Серегин скатился по насыпи в окоп, принял девушку.

— О, бабу притащили! — хохотнул солдат, увидев трофей разведчиков. И не понял, чего на него все дружно рыкнули:

— Молкни!

Каретников поднял девушку на руки. Немного и она уже лежала в блиндаже капитана, а тот все щурил глаз, пытаясь что-то уяснить из доклада Каретников.

— И где я тебе ноль шестого возьму?

— Не знаю. Но документы нужно отдать ему.

Капитан ремень в руке взвесил:

— Эти?

— И эти!

— А бабу?

— В госпиталь ее надо.

— Немку?

— Да своя она, говорю же!

— Эсэсовка, — кивнул Попов, тяжело глядя на лейтенанта: в своем ты уме? И на политрука покосился: Вась, ты что понял?

— Не немка! — разозлился уже Елабуга. Перестал у порога топтаться — в пару шагов возле девушки оказался, шинель распахнул, следом китель и выказал раны.

Аргумент был неожиданным и веским. Перепалка смолкла. Политрук фуражку на затылок сдвинул, лицом вытянулся. Капитал головой качнул и кулаком по столу грохнул, заорал:

— Что стоите?! Сестру зовите! Марина — связь! Ноль шестого вызывай, кто бы он там не был!!

Мужчины помогли прибежавшей медсестре раздеть раненую и добавили себе впечатлений. То, что они увидели, выходило за все рамки и представления. Сестра же, молоденькая, из только прибывших, необстрелянных, суетилась и тряслась, не зная, как перевязывать, и все грозила в обморок упасть. В итоге ее в угол, как табурет задвинули и нашатырь под нос сунули, а сами обработкой ран занялись. Молча. Говорить ни о чем не хотелось. Слов не было даже из неприличных.

Андрей все смотрел на девушку, на лицо с неестественно белой, прозрачной какой-то кожей, на раны на руках, на груди и на саму грудь. И понимал одно — а ведь она совсем молодая, наверное, возраста Марины, монотонно бубнящей в трубку "ноль шестой"…

Только к полуночи выяснилось, что ноль шестой имеет отношение к штабу партизанского движения. Буквально через час пришла машина из штаба армии за документами и раненой.

Девушку повезли в госпиталь, а лейтенант со своими бойцами еще долго топтались у штаба и молча курили.

Этот, в общем-то, рядовой эпизод для войны потряс всех, хотя казалось бы чего только уже не видели, не узнали. Даже в глазах Сергеева разъедающая душу ненависть сменила задумчивость и тоска. Он искоса посматривал на товарищей и явно не понимал, что же это было, как такое вообще может быть.

— Вот ведь как, — протянул Воробей. — Это ж какие она муки приняла…

— Заткнись! — в унисон оборвали его Утка, Елабуга и Каретников. И мужчина смолк, понимая, что ребята желают одного — забыть все что случилось.

Но знал и другое — не получится у них.

— Эх, братцы, это что же немец творит, — протянул Серегин.

Лейтенант молча поправил лямку автомата на плече и решительно зашагал к своему блиндажу. За ним потянулись бойцы.

Андрей честно пытался забыть, не думать — до того ли. Но израненная, прошедшая пытки девушка все стояла перед глазами. И ела совесть, что по-гадски они так с ней обошлись. И он не выдержал, решил в госпиталь к ней наведаться. Бойцы, узнав о том, тут же потянулись к лейтенанту, кидая ему в вещмешок, кто яблоко, кто пайковый сахарок. И молчали.

Каретников затянул гостинцы в вещмешке, оглядев своих солдат и, понял, что ни один как он не смог забыть ту, что называла себя Пчелой.

— К вечеру буду, — бросил и вышел, услышав гудок — знакомый водитель, что как раз в сторону госпиталя шел, знак подал — жду.

К вечеру он действительно вернулся. Кинул мешок на стол и бросил:

— Разбирайте.

— Не понял, — прищурившись от попавшего в глаз табачного дыма, спросил Шкипер.

— Нет ее. Перевели. Отправили поездом в другой госпиталь, — отрезал лейтенант. — Закрыли тему.

— Закрыли, — вздохнул Утка.

— Жаль только не имени, ни фамилии…

— Закрыли тему! — повторил громче разозлившийся Каретников. А что злился?

Потом только понял — на себя, за то, что не узнал ни имени, ни фамилии, ни возраста, ни откуда она. И потому не сможет узнать — выжила ли.

Глава 27

Жарко, отчего же так жарко, что все стучит и стучит, — пыталась понять Лена, выныривая из тумана. И видела людей, но воспринимала их фантомами, и все вглядывалась с лица, пытаясь узнать. И не узнавала.

Пожилая майор военврач, устало потерла глаза: немного и они прибудут на станцию.

— Готовьте раненных к выгрузке, Анастасия Семеновна, — сказала старшей медсестре.

И села за истории болезней. Нужно успеть рассортировать умерших и живых, проверить, дописать, расписаться. Валя помогла, молодая сестра, разложила уже на стопки.

— Это умершие, Валентина Ивановна. Это тяжелые, — на вторую стопку указала. Женщина села и пробежала взглядом по записи в первом листе. В графе «ФИО» значилось «Пчела».

— Это что?

— Это с седьмой. Женщина после пыток.

Майор вздохнула и потерла лоб:

— Не женщина она, Валя, девочка совсем.